Механическое сердце Fatum
Шрифт:
Работа им предстояла колоссальная, ведь ни о количестве, ни о местоположении оставшихся ничего не было известно. Даже тот факт, что где-либо ещё могли остаться люди, подвергался сомнению. Но, уцепившись за крохотный шанс, Соболев развернул самую масштабную разведоперацию, название которой подсвечиваемыми буквами красовалось теперь на всей технике: «Rakamakafo» — ведь их и раньше, и уж тем более сейчас знал каждый.
Прошлые успехи стали прочным фундаментом нового начинания. Огромная военная база, куда не ступала нога неподготовленного человека, молча поддалась, как только Соболев
В мире, где технология вышла из-под человеческого контроля и стала существовать будто бы сама по себе, лишь единицы, не обладая специальными «ключами», могли приводить в движение механизмы. Если бы Николаю полгода назад рассказали о том, что именно это будет связывать его и Дмитрия Ларина, он бы только засмеялся, ни разу в это не поверив.
Но факт оставался таковым. С фактами вообще тяжело было спорить.
Царившее между ними соперничество сошло на нет, но злые подколы, стоило им оказаться перед лицом общего врага, никуда не исчезли. И пока Соболев разрезал воздушное пространство, сверху наблюдая за тем, как раскинулись во все стороны безжизненные поля и деревни, Ларин по этим же землям разъезжал на танках, с подачи «Rakamakafo» направляемый за людьми в самые разные уголки европейской России.
Что же заставило Ларина посетить военную базу Соболева сейчас, когда он только-только покинул Петербург, переправив найденных людей в город? Законы Сети в реальной жизни не работали и понять, о чём думал этот человек и чем он руководствовался, далеко не всегда представлялось возможным.
Он не понимает, думал Соболев.
Он не понимает. Совсем. Как и почему такое произошло?
Гурам привёл его в медчасть. Там, за толстым стеклом, в небольшом помещении на кушетке под тонкой простынёй лежал Ларин, подключённый к аппарату искусственного дыхания.
— Как хорошо, что у нас есть медик, — сказал Гурам, вставая позади Коли. — Ларин пришёл сюда один. На своих двух. Упал прямо перед воротами, мы ничего не успели сделать.
Не сводя взгляда с Ларина, Соболев унимал разбушевавшиеся мысли, лихорадочно ищущие истинный путь в потоке новой информации.
— Мы хотели отправиться на поиски его людей, но поднялся буран. Как специально, — продолжил Гурам. — Но, знаешь, что бы с ним на самом деле не произошло, это сделал человек. У Ларина все руки в глубоких порезах были. Одежда — в крови, своей и чужой…
— Мы склонны полагать, что это сделал человек, — заключил Гурам, когда они шли по длинному коридору, серые стены которого запирали в себе голоса двух лидеров информационной разведки. — Помимо опасности, висящей над нами со стороны программируемого бога, появился ещё и человеческий фактор. Кому в голову придёт нападать на Ларина сейчас? Да, я понимаю, что у него врагов всегда было много, но почему в такой ситуации?
— Это только если целью нападавшего был Ларин, — справедливо заметил Соболев. — Говоришь, при нём не было никаких вещей?
— Ничего не было. — В молчании громко откликалось эхо шагов. Гудящая в маленьких окнах под потолком непогода противно выла, билась о железные стены, но оставалась
— Я знаю, это странно, — согласился Гурам.
Соболев покачал головой.
— Смотри: Ларин приходит к врагу, чтобы умереть? Ко мне? Зная, что даже Хованский проявит к нему больше уважения. Зная, что за Хованским стоит Петербург, где больше людей, где находятся «1703», «MAD», «SLOVO», и «FIVE»?
— А если «Fatum» вообще нельзя приплетать к этому?
— Что бы сейчас не происходило, на всём лежит вина «Fatum».
Гурам не мог с этим согласиться.
— У Ларина появился враг, — возразил он. — А что, если этот враг обозлился не на Ларина, а на его работу?
— И теперь в опасности я? Думаешь, это предупреждение для меня? Как смешно! То, что мы делаем — абсолютно правильно. Другой точки зрения существовать не может! Людей, оказавшихся в данной ситуации, надо объединять.
— А не убивать, — договорил за него Гурам. Коля согласился.
— Как только буран утихнет, — сказал он, — отправляйтесь на поиски остальных.
Но погода не успокоилась ни через шесть часов, ни через двенадцать. И даже спустя сутки после возвращения Соболева на базу буран не унялся, продолжив заметать взлётно-посадочные полосы. Коля лежал на кровати в своей маленькой комнате и всю ночь размышлял о том, кто и почему сделал это с Лариным. Абсурдные и несостоятельные идеи отметались одна за другой, и всё же вариантов было слишком много, чтобы сразу остановиться на чем-то конкретном.
Утром следующего дня Коля встретил Гурама в столовой. Оба были одеты в форму военных, за ненадобностью оставленную судьбою на складах. Держа в руках кружку растворимого кофе, Соболев поприветствовал друга фразой:
— Я отправляюсь в Петербург.
— С ума сошёл? — Гурам опешил.
— Попрошу кого-нибудь о помощи. Снег идёт, а сугробы не растут. Этот снег — иллюзия. Вернее, сначала он не был иллюзией. Послушай. — Коля отставил кружку в сторону. — Если кто и мог создать иллюзию такого масштаба, то этот человек определённо имеет связь с «Fatum». Возможно, среди тех, кто сейчас обладает ключами, есть предатель. Возможно, Ларин знал, кто это. Вот что не даёт мне покоя. Fatum — программируемый бог. Если ты можешь его контролировать, он сделает всё, что ты попросишь…
— Постой, предатель? — прервал его Гурам. — Это серьёзное заявление.
— Я думал о том, — объяснил Соболев, — что мне однажды сказал Мэддисон. Если выживших будет слишком много, их будет тяжёло контролировать. И если лидеры не справятся, будет лишь два выхода. Сменить лидеров или убрать неугодных. А по какому принципу «Fatum» выстрелит вновь? Если мы даже не знаем, как в первый раз осуществлялся отбор. Из-за того, что механизмы больше не слушаются всех подряд, у людей ограничена возможность передвижения. Я и Ларин имели огромное преимущество перед остальными в виду нашей мобильности. Для нас буквально не существовало границ, и вот: Ларин без сознания, а я ограничен в полётах. Кто и зачем изолировал два основных связующих звена?