Мелиан. Охота Дикой Кошки
Шрифт:
колотилось как сумасшедшее. "Нервы", - тоскливо подумалось мне. Близость развязки пьянила и
тревожила одновременно; судя по бледному лицу Дарсана, выглянувшего из своей комнатушки,
нервы мучали не одну меня.
Близился вечер. Лиловые тени, отбрасываемые мебелью в комнате, удлинились. В золотисто-
оранжевых лучах солнца дрожали пылинки; стояла мёртвая тишина. Даже город за стенами
дворца словно погрузился в сонное оцепенение.
Калифскую грамоту не несли. Это
Теймуран всё же раскрыл меня? Или позабыл о своём обещании?
Память подкинула яркий образ калифа, каким он предстал в нашу последнюю встречу.
Ссутуленный, затравленно глядящий на меня исподлобья, стискивающий перила балюстрады.
Интересно, почему же нас удостоили столь высокой чести, и его величество посвятил два дня
совместным прогулкам по дворцу? Решил лично проследить, чтобы заморская гостья не умыкнула
какую-нибудь безделушку?
59
Мелиан. Охота Дикой Кошки.
Последняя мысль показалась мне смешной. Я закашлялась, сдерживая рвущееся наружу глупое
хихиканье. Дарсан обеспокоенно взглянул на меня, но промолчал. На его лице отражались
терзающие парня тяжелые думы. Конечно же, а как иначе? Он нарушил законы калифата, дерзнул
проникнуть во дворец правителя и теперь посягает на одну из его наложниц. Неизвестно, кому из
нас сейчас хуже. Любопытно, кстати, что он собирается делать потом, после побега со своей
невестой? Думаю, калиф быстро догадается, кто стоит за расхищением гарема, и начнет искать –
если не Дарсана, то Таллию точно. Так что же предпримет юноша?
Повинуясь наитию, я нацарапала этот вопрос на клочке пергамента и протянула Дарсану. Тот
непонимающе взглянул на меня, но протянутое взял, и, скользнув глазами по написанному,
несмело улыбнулся. Затем, неуклюже прижимая пергамент к стене, быстро вывел ответ и вернул
клочок мне.
"В приграничных землях недалеко от Кайавата(50) есть поселения бедуинов. Туда калифские
шпионы точно никогда не заглянут. Я думал обосноваться там или же вовсе бежать в Алдорию".
Я прочла и одобрительно кивнула пареньку. Не буду расстраивать его расспросами и уточнениями:
уверен ли он, что бедуины или алдорский король примут его с распростёртыми объятиями? И
примирится ли Таллия с перспективой вновь влачить нищенское существование, особенно после
того, как хлебнула роскошной жизни во дворце?
Мне на колени упал ещё один клочок пергамента; развернув его, я вновь увидела почерк Дарсана:
"Осмелюсь и я задать несколько вопросов, хэннум. Кто вы такая? Откуда вы? Выглядите,
богачка, но действуете и объясняетесь совершенно неподобающим для богачей образом. И шар
этот ваш..."
Я подняла голову и испытующе посмотрела на юношу. Он невольно съёжился, но глаз не опустил.
Немного подумав, я принялась за ответ, останавливая на миг перо после каждого слова.
"Пусть твои догадки и домыслы остаются при тебе, Дарсан. Ты хороший парень, но у меня нет
привычки открывать душу перед каждым встречным. Не обессудь".
На лице Дарсана не отразилось ни удивления, ни разочарования после того, как он это прочитал;
скорее смиренная покорность. Подумав немного, он вновь что-то черкнул.
"Каэрре-хэннум, вы назвались своим настоящим именем?"
Я почувствовала слабый укол раздражения. Похоже, парень начинает забывать о правилах
приличия и о том, что проникновению во дворец и будущим освобождением (надеюсь, удачным)
невесты он обязан мне. Такая настырность с его стороны просто недопустима!
Наверное, все эти эмоции оказались слишком заметными. Дарсан выхватил из моих пальцев
злосчастный клочок пергамента и разорвал его в клочья.
– Простите меня, хэннум, - пробормотал он. Я укоризненно покачала головой:
– Любопытство - опасная штука, Дарсан. До добра оно часто не доводит.
Деликатный стук в дверь прервал мою воспитательную сентенцию. Видимо, желая искупить
провинность, юноша молнией кинулся к входу и распахнул створки. Я же мигом накинула на себя
халат: не хочу, чтобы прислуга увидела заморскую гостью в неподобающем наряде и донесла об
этом калифу.
На пороге, подобострастно склонившись, стоял незнакомый слуга, кудрявый юноша лет двадцати,
одетый в молочно-белый халат, подпоясанный тёмно-синим кушаком.
– У меня послание для Каэрре-хэннум от великого калифа, - нараспев произнес он, слегка картавя.
Его высокий голос напомнил назойливый писк комара, и я почувствовала лёгкую неприязнь к этому
слуге. Как бы то ни было, послание принято получать непосредственно в руки, и я, стараясь
поплотнее придерживать края халата, проследовала к двери, высоко держа голову.
Вблизи молодой слуга оказался под стать своему голосу - с тонкими, расплывчатыми чертами лица
и маленькими, глубоко посаженными бесцветными глазами. С сожалением вспомнив
представительного Тариба, я удостоила гостя легким кивком и сухо поинтересовалась:
– И где же послание?
Слуга вновь отвесил низкий поклон и протянул пергамент, аккуратно свёрнутый трубкой и
60