Мерцание золота
Шрифт:
Я распрощался с Гайвороном и поехал к Николаю. Там на столе уже дымилась бульба, поблескивала политая маслом селедка, отсвечивала запотевшим боком бутылка.
— Чем богаты, — повел в сторону стола рукой Коля.
— Как дочка? — спросил я, накладывая в тарелку картошку.
Алена была наша с женой любимица. С малолетства в ней чувствовался стерженек, который не даст ей пропасть.
— Вышла замуж, — вздохнул Коля.
— За кого?
— За француза.
Тут и у меня замерла рука
— За какого такого француза?
— Французского, — пожал плечами мой друг. — Зовут Эрве.
— Он белый, — подал голос из соседней комнаты Андрей, младший сын Николая.
«А жизнь не стоит на месте, — подумал я. — Даже Андрей вырос, не только Алена».
Андрюшу до сих пор я вспоминал пятилетним мальчуганом, которого мама с папой отправляли в детсад. По дороге туда папа с сыном зашли ко мне, и я по достоинству оценил его вид.
— Зачем тебе два пистолета? — спросил я Андрюшу.
На голове у него была шапка со звездой, за пояс заткнуты два пистолета, в руках пластмассовая сабля.
— Всех девок поубиваю! — ответил мальчик.
— Всех?! — поразился я.
— Всех! — махнул саблей Андрюша.
Так вот и Андрюша вырос. Не далее как вчера я заглянул в бар возле ГУМа, в котором прошли наши с Гайвороном лучшие годы, и увидел Андрея в окружении разномастной компании девушек. Все они с обожанием смотрели на Андрея.
«Когда-то и на меня так смотрели, — с грустью подумал я. — Хороший парень вырос».
Но до Алены было далеко даже Андрею.
— И где она нашла этого француза? — спросил я.
— В ящике, — хмыкнул Николай. — Они ж все теперь живут в Интернете.
— И вы его видели?
— Как тебя.
— Да, перед свадьбой приезжал знакомиться, — вышла из кухни Надя, жена Николая. — Они в Бухаресте расписывались.
— Почему не в Париже? — удивился я.
— Эрве Париж не любит, — сказал Николай. — Черных, говорит, много. А сам, между прочим, родом из Версаля.
— Бурбон? — еще больше удивился я.
— Да нет, он из простых, — вздохнул Коля. — По французским меркам, конечно. Химию преподает.
— Какую еще химию? — совсем запутался я.
— Школьный предмет, — вмешалась Надя. — Он работает в школе при посольстве в развивающихся странах. Там стаж идет год за два и зарплата хорошая.
— Понятно, — сказал я. — А университет она хоть закончила?
— А ты разве не знаешь? — посмотрел на меня Коля.
— Нет, — помотал я головой. — Кажется, на матфаке училась.
— Какой матфак! — взял в руки бутылку Коля. — Со второго курса матфака перевелась на второй курс филфака с досдачей всех экзаменов и зачетов. Впервые в истории университета, между прочим. А на пятом курсе вышла замуж и не стала защищать диплом.
— Она же отличница, — вспомнил я. — С
— А защищать диплом не захотела, — разлил по рюмкам водку Николай. — Говорит, в Вануату он ей не нужен.
— Где-где?!
— В Вануату, — сказала Надя. — Им предложили на выбор Гвинею и Вануату, и они выбрали острова.
— В каком океане?
— В Тихом. Прямо посередине.
— Две тысячи километров от Австралии, — кивнул Коля. — Или три. Давай лучше выпьем.
В этой ситуации не выпить было нельзя.
— Хорошо, Андрей еще не женился, — положил я в рот кусочек селедки.
— У него еще все впереди, — сказал Коля, прислушиваясь к грохоту в соседней комнате. — Вот барабанную установку купили.
Семья Николая сейчас жила в двухэтажном доме в частном секторе, и барабанная установка особо никому не мешала.
Цимбалистка Алена свой ход сделала. Каков будет ответ барабанщика Андрея?
Но спрашивать об этом родителей я не стал. В конце концов, я живу в Москве, а они в Минске. Это уже не просто разные города, — чужедальние страны.
4
— Заработать не хочешь? — спросил меня Завальнюк. Он был моим соседом по внуковской даче.
— Хочу, — сказал я.
Честно говоря, с подобными предложениями внуковские насельники обращались друг к другу не часто. Тем более странно было услышать эти слова от Завальнюка, то ли директора, то ли главного редактора одного московского издательства.
— Нужно привести в порядок рукопись Коноплина, — объяснил суть дела Сергей Петрович. — Знаешь, кто такой Коноплин?
— Знаю, — кивнул я. — Был заместителем председателя Комитета государственной безопасности.
— Ровно одни сутки, — уточнил Завальнюк. — На самом деле он грушник. А сейчас на пенсии, книгу пишет. Разделим рукопись на три части, одну возьму я, вторую Иванченко, третью ты. Недели за три справимся. Берешься?
— Конечно, — сказал я. — В издательстве с такими рукописями приходится иметь дело, что уже ничего не страшно.
— Это нормальная рукопись, — успокоил меня Завальнюк. — Грамотный человек, полжизни за границей.
И он оказался прав, рукопись Коноплина была на удивление чистой, во всяком случае, та ее часть, которая попала мне в руки. У меня, конечно, набрался с десяток вопросов к автору, и я ему позвонил.
— Приходите ко мне домой на Тверскую-Ямскую, — сказал Коноплин. — Завтра сможете?
— Смогу.
Коноплин меня принял по-домашнему, никаких тебе смокингов, бабочек и лакеев в ливреях. Но сама квартира была хороша: просторная, ухоженная, сплошь в коврах и шкафах, заставленных книгами.