Мерцание золота
Шрифт:
— Тебя тоже ввели в комиссию, — сказал мне Вепсов.
— Секретарем? — спросил я.
Во все времена уделом молодых писателей, попавших в какую-нибудь комиссию, было написание протоколов.
— Секретарь Соколов, — поморщился Вепсов. — А ты член.
Ну, что ж, член так член. Я ему был нужен в качестве лишнего голоса. И на том, как говорится, спасибо.
Я знал, что лауреатами этой премии становились Пикуль, Кешоков, Евгений Носов, сам Вепсов, конечно.
— Кому дадим премию в этот раз? — спросил я.
— Попову, —
С Поповым все было понятно. Раз в «Молодой гвардии» был напечатан роман Бочкарева, значит, очередным лауреатом должен стать главный редактор этого журнала. Странно, что сам Бочкарев еще не лауреат.
— Вот об этом я с тобой и хотел поговорить, — сказал Вепсов. — Юрий Владимирович изо всех сил сопротивляется, а я думаю — пора.
— Конечно, пора, — согласился я. — Неизвестно, что будет на следующий год. Могут и здание отобрать.
— Кто? — неприязненно покосился на меня директор.
— Власть, — вздохнул я. — Сейчас у нас главный рэкетир она, родимая.
— Наше здание принадлежит писателям, — пробурчал Вепсов. — Неужели у них рука поднимется?
— Придет время — поднимется, — посмотрел я на Тимку, безмятежно раскинувшегося под лампой. — Сейчас самая лучшая жизнь вот у них.
— У них она всегда была лучше нашей, — кивнул директор. — Это же не собаки.
Особой разницы между московскими котами и собаками я не видел, однако спорить не стал. Тимкина жизнь определенно была лучше моей. Но пусть хоть кому-нибудь живется хорошо во времена свободы предпринимательства. Наконец-то национальное достояние в виде нефти, золота и прочих алмазов поделено между избранными.
— А вот тебе ничего не досталось, — хмыкнул Вепсов.
— Так я же белорус, — сказал я. — У нас бульба.
Директору мой юмор нравился не всегда. Раздражала и строптивость, проявляющаяся в самый неподходящий момент. Но где их взять, покладистых?
Как я уже знал, люди были самой большой проблемой Вепсова. Со всеми своими бывшими сослуживцами он расставался в лютой вражде. Та же участь ждала и меня, но человек живет сегодняшним днем, отнюдь не завтрашним. А когда оно еще наступит, это завтра. У нас ведь сначала утро, затем бесконечный день, а там не менее долгий вечер с чаркой и куском мяса.
Я увидел, что Тимка спит на большом листе гербовой бумаги.
Вепсов поймал мой взгляд и накрыл угол бумаги, высовывающийся из-под кота, рукой.
— Неужто награда? — спросил я.
— Из Дома Романовых приходили, — вздохнув, признался Вепсов.
Я видел этого председателя Геральдической комиссии Дома Романовых. Более отъявленного проходимца до сих пор я не встречал. Он походил одновременно на Остапа Бендера, Кашпировского и депутата Государственной думы нынешнего созыва.
— И кто вы теперь? — попытался я вытащить лист из-под кота.
— Барон, — сказал Вепсов. — Не
— Мулатов вроде получил титул графа, — вспомнил я. — Точно такую бумагу показывал.
«Интересно, сколько стоит титул барона? — подумал я. — У Мулатова денежки водились, все-таки внук бухарского ростовщика. А откуда они у северного человека?»
— Оттуда, — сказал Вепсов. — Ты про Ювэ понял?
— Нет.
— На заседании комиссии скажешь несколько слов о романе и выдвинешь Классика на премию. Вопросы есть?
— Нет.
— Правильно. Свою книгу в печать сдал?
— Нет.
— Что это у тебя сегодня одни «нет»? — развеселился Вепсов. — Сдавай, нечего кота за хвост тянуть. А, Тимка?
Кот и ухом не повел. Проблемы людей его не интересовали. Вот кому надо бы присудить премию.
— Ты это брось, — сказал директор. — Придет время, и о тебе вспомним. Прежде классиков надо уважить. О Викторове вот забыли. Ты у него в журнале печатался?
— Да, — сказал я.
— Мой роман он зарубил, — посмотрел в окно Вепсов, — но я зла не держу. Слишком часто в ЦК бегал. А там хорошему не научат.
— Шауро? — вспомнил я своего земляка из ЦК партии.
— И этот тоже, — досадливо поморщился Вепсов. — Но хуже всего меня братья-писатели с «Литературной Россией» кинули.
Я уже слышал эту историю. В Союзе писателей России, где одним из начальников был Бочкарев, Вепсову пообещали должность главного редактора «Литературной России». Но в самый последний момент, как это часто бывает, секретариат проголосовал за Сафонова.
Это была незаживающая рана.
— И Бочкарев ничего не мог сделать? — спросил я.
— Он оказался один против всех, — тяжело вздохнул Вепсов. — Я все-таки больше газетчик, чем издатель.
— В издательстве вы сам себе начальник, — сказал я. — В газете интриг больше.
Вепсов промолчал. Похоже, именно интриги были его призванием.
— После смерти Эрика газета влачит жалкое существование, — решил я смягчить ситуацию. — Гонорары не платят.
— Их сейчас нигде не платят. — Вепсов выдвинул ящик письменного стола и достал несколько номеров «Молодой гвардии». — Вот, возьми, прочитай и доложи на комиссии. Нужно, чтобы Ювэ внял.
«Куда он денется, — подумал я. — В комиссии люди опытные, уговорят Классика».
Лучше других в комиссии я знал Юрия Лубкова, фольклориста и по совместительству ректора педагогического университета. В свое время он готовил том сказок для собрания русского фольклора, издававшегося в «Современной России». Редактором этого собрания, естественно, была моя жена.
До развала СССР они успели выпустить около десятка томов, в том числе и сказки. Однако после девяносто второго года издание это затормозилось, а потом и вовсе исчезло из планов. Для него нужны были деньги, и немалые.