Мерцание золота
Шрифт:
— И платиновыми, — кивнул я. — Про серебряные я и не говорю, мы ими в пивных расплачиваемся.
Здесь я, конечно, приврал, никакими медалями мы в пивных не расплачивались. Там бы их и не взяли. Но загнать в скупке пару медалёшек я Белугину помог.
— Ты на машине? — остановил он меня как-то у Дома литераторов.
— Да.
— Давай на Таганку сгоняем.
— Зачем?
— Там скупка золота хорошая.
Белугин выжидающе посмотрел на меня.
Я знал, что Белугин с подельниками изготовляют юбилейные пушкинские медали
— А зачем туда надо ехать на машине? — на всякий случай спросил я.
— Для надежности, — сказал медальер. — Если что, подстрахуешь.
«Что «что»? — подумал я. — Стукнут по башке и отнимут медали?» В желтых газетенках было полно сообщений, как у безработных москвича или москвички грабители отняли сумку с полсотней тысяч долларов. На эти сообщения можно было бы не обращать внимания, если бы похожая история не произошла в моем собственном подъезде.
Я вышел из лифта на первом этаже и увидел лежащего на полу человека. Рядом с ним испуганно тыкал в кнопки сотового телефона сосед с тринадцатого этажа.
— Голову бутылкой разбили! — крикнул он мне. — Я «скорую» вызвал, но надо еще милицию…
— А это кто? — спросил я.
Из головы лежащего на полу человека уже натекла изрядная лужица крови.
— С шестнадцатого этажа, — сказал сосед. — Недавно квартиру купил.
Я знал эту квартиру. Она была в полном смысле слова нехорошая квартира. Первоначально ее получил прокурор нашего района. Шестнадцатый этаж в нашем доме был последний, и именно этим воспользовались грабители. Они спустились с чердака на лоджию, проникли в квартиру, связали прокурорскую жену и вынесли из квартиры все ценное. Поговаривали, что там была не одна сотня тысяч зеленых. Возможно, это были не простые грабители. В прокурорскую квартиру не каждый полезет. Как бы там ни было, прокурор из этой квартиры съехал. Долго она стояла пустая, и вот в ней появился жилец. Выяснилось, что до нападения он в ней не прожил и месяца.
— Поменял в нашей сберкассе деньги, — рассказала мне вечером жена, — вошел в подъезд и получил по голове бутылкой. Бандиты его вели от кассы до дома.
— Поймали? — спросил я.
— Прям! — хмыкнула Алена. — В больницу увезли.
Через пару недель жилец выписался из больницы и тут же продал квартиру. Сейчас в ней жил какой-то пьянтос с симпатичной женой. Они частенько скандалили, но нам-то какое дело? Прокурорская квартира жила своей жизнью.
— Поехали, — сказал я Белугину. — Сейчас одному ходить не надо.
Из скупки Владимир Ильич вышел значительно повеселевший.
— Айда в ресторан! — сказал он, садясь в машину. — Приглашаю.
— На работу надо заскочить, — вздохнул я. — Как-нибудь в другой раз.
И вот сейчас медалями Белугина заинтересовался Бочаренко. С чего бы это?
— Я решил газету издавать, — снова посмотрел
— Они себя называют предпринимателями, — сказал я. — Белугин говорит, что это удел избранных.
— Да знаю я Белугина! — скривился Бочаренко. — Слабый критик.
— Чтобы делать медали, критика не нужна.
Я тоже уставился на профиль Волошина. В Коктебеле можно было смотреть только на него и на мыс Хамелеон. Но тот в противоположной стороне.
— Пойдем вечером в кафе, — предложил Бочаренко. — Отметим наше с Татьяной бракосочетание.
— А ты сочетался? — удивился я.
Я знал Людмилу, предыдущую жену Володи.
— Как раз перед поездкой сюда, — сказал Володя. — Медовый месяц отмечаем.
Я замечал, что у людей, отмечающих медовый месяц, несколько глуповатый вид. Володя не был исключением.
— Пойдем, — согласился я. — У нас с Аленой хоть и не медовый месяц, но уже есть Егор.
— Это он сегодня в столовой про осетрину кричал? — засмеялся Бочаренко.
— А то, — крякнул я.
Директор Дома творчества где-то раздобыл партию осетрины, и нас уже неделю кормили ею утром, днем и вечером. В романе Булгакова «Мастер и Маргарита» хотя и говорится, что осетрины второй свежести не бывает, наша была именно такова.
Сегодня утром Егор выскочил на середину столовой, поднял руки вверх и заорал:
— Самая плохая рыба — это осетрина!
Голос у нашего ребенка был что надо, его услышали практически все. Кто-то из писателей засмеялся, кто-то зааплодировал. Испуганная заведующая столовой подбежала к ребенку и погладила его по голове.
— И мороженое ваше прокисло! — с гневом отвел ее руку Егор.
Я не знал, куда деваться от стыда.
— Хороший мальчик, — сказал Бочаренко. — Станет критиком не чета Белугину.
— Нам придется взять его с собой, — предупредил я Володю.
— Берите, — разрешил тот. — Вина он ведь еще не пьет?
— Только компот, — кивнул я. — И с козами наперегонки бегает.
У Егора сейчас был период любви к животным. Он гонял голубей, пытался погладить каждую встречную собаку, а пасущуюся козу обнаружил по дороге к Карадагу.
— Козы бодаются? — направился он к ней с недвусмысленными намерениями.
Та с удовольствием приняла вызов и тоже наклонила голову.
— Беги! — закричал я.
— Она же на веревке, — посмотрел на меня как на маленького сын.
Кафе, в которое пригласили нас Володя с женой, было на территории турбазы.
— Здесь вино хорошее, — сказал Бочаренко. — Вчера литра два выпил — и ничего.
— Пусть будет вино, — согласился я.
Я не стал ему говорить, что сам балуюсь хересом, продающимся на набережной. В Коктебеле у каждого свои секреты, и негоже выбалтывать их первому встречному.
За соседним столиком я увидел поэта Андрея Утлого с молодой женой. Сам Андрей был из казаков, а жену взял казашку.