Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
Там Мерецков увидел то, чего увидеть никак не ожидал. По прибытии к авиаторам он объявил боевую тревогу и вместе с командующим военным округом генералом армии Павловым наблюдал, как действуют лётчики, поднимая одну машину за другой в весеннее небо. Учения были в самом разгаре. Вдруг на аэродром, где находились замнаркома и командующий округом, совершил посадку немецкий самолёт. Из него вышли немцы и стали наблюдать за тем, что происходит на военном аэродроме. Мерецкова увиденное едва ли не шокировало.
– Это что же такое?
– обратился он к
Тот, ничуть не смутившись, ответил, что по распоряжению начальника гражданской авиации СССР на этом аэродроме разрешено принимать немецкие пассажирские самолёты. Мерецкова это крайне возмутило, и он спросил Павлова, почему об этом распоряжении тот не проинформировал наркома обороны маршала Тимошенко.
– Я полагал, что, коль начальник гражданской авиации СССР даёт такое разрешение, значит, он в Москве согласовал этот вопрос с высшим начальством, - ответил Павлов.
К ним подошёл командующий ВВС округа Герой Советского Союза генерал Копец.
– Что у вас тут творится?
– спросил его Мерецков.
А если начнётся война и авиация округа не сумеет выйти из-под удара врага, что тогда будете делать?
– Тогда буду стреляться!
– усмехнулся генерал. Увидев, как хмуро сдвинул брови замнаркома, добавил: - Извините, я пошутил.
(Шутка, однако, получилась пророческой. Генерал Копец был хорошим лётчиком, но оказался неспособным командовать авиацией округа. Как только началась война, гитлеровцы в первый же день уничтожили на этом аэродроме почти все самолёты, и генерал Копец покончил с собой.
– А. 3.).
Мерецков тут же написал телеграмму на имя Сталина о неправильных действиях начальника гражданской авиации СССР и вручил её Павлову.
– Срочно передать в Москву! А я хочу ещё побывать у лётчиков истребительного полка.
Едва Мерецков приземлился на аэродроме, как командир истребительного полка доложил ему, что над зоной появился немецкий самолёт.
– Сбивать нарушителей воздушного пространства нам запрещено. Что делать?
– На лице полковника читалось смятение, да он этого и не скрывал.
– Сажайте чужой самолёт!
– приказал Мерецков.
Полковник выскочил из дежурной комнаты, а Кирилл Афанасьевич запросил Москву. Ответ поступил быстро: самолёт не сбивать! Странно, усмехнулся Кирилл Афанасьевич, о посадке умолчали. Он вышел посмотреть, что делается в воздухе. Запыхавшийся командир полка доложил:
– Товарищ замнаркома, немецкий самолёт мы посади ли. Какие будут распоряжения?..
Возвращаясь в Москву, Мерецков под рёв двигателей самолёта размышлял о том, сообщит ли ему Сталин об этом немецком самолёте. До сих пор он не мог успокоиться: «Отпустить! Надо ли было отпускать? Немцы явно вели разведку в приграничном районе. Интересно, как на всё это посмотрит маршал Тимошенко?»
Чего ожидал Мерецков, то и случилось. Ни слова не утаивая, он доложил обо всём, что видел у авиаторов, наркому Тимошенко. Тот, выслушав его, сказал:
– Действовал ты, Кирилл Афанасьевич,
– Маршал тут же позвонил ему по «кремлёвке».
– Приезжайте ко мне с Мерецковым!
– приказал вождь.
Разговор был короткий. Сталин, как поняли они оба, был не в духе. Выслушав информацию Мерецкова о тревожной ситуации в приграничье, он резко произнёс:
– На границе порядков не изменять, иначе мы спровоцируем немцев на выступление!
– А как быть с самолётами-нарушителями?
– спросил Тимошенко.
– Сажать их на наши аэродромы, потом будем разбираться, почему допущено нарушение воздушного пространства.
– Вождь взглянул на Мерецкова.
– Вы же приказали посадить «юнкере», и наши лётчики это сделали. А теперь расследованием займутся те, кому это положено делать.
«Но немецкий самолёт-нарушитель отпустили, когда я был ещё там!» - едва не воскликнул Кирилл Афанасьевич. Он недовольно поджал губы.
– Приказание поступило из Москвы!
– Я разберусь с этим, - тихо обронил Сталин.
– У вас есть ещё вопросы? Нет? Тогда оба свободны.
Тимошенко сразу понял, что вождь чем-то расстроен, и не стал оспаривать действия тех, кто распорядился отпустить самолёт. Характер вождя он успел изучить и знал, что своими вопросами можно нарваться на неприятности. Но в разговоре с Мерецковым Сталин проявил выдержку, и нарком был рад за своего заместителя. У себя в кабинете, когда они возвратились из Кремля, Тимошенко сказал не без горечи:
– У меня такое впечатление, что кому-то выгодно, когда немецкие самолёты резвятся в нашем небе. Что скажешь?
– Вождь заверил нас, что разберётся с этим, - глухо отозвался Кирилл Афанасьевич.
– Я в этом сомневаюсь, - пожал плечами Тимошенко.
– Почему?
– Наверное, сам Сталин распорядился отпустить самолёт из боязни, что Гитлер может за это уцепиться.
– Нарком закурил.
– А теперь, Кирилл Афанасьевич, давайте вместе обсудим, какие воинские соединения надо срочно передислоцировать к западной границе. Сделать это нужно так, чтобы представить эту переброску в виде учений, как вы это сделали в Одесском военном округе. Мне звонил генерал Чибисов. Он сам хотел это устроить, но без ведома Наркомата обороны не решился.
– Я готов доложить вам этот вопрос, у меня уже всё спланировано. Но надо ещё согласовать с вождём.
– Я сам это сделаю. Идите за своим планом, жду вас...
В голосе наркома Кирилл Афанасьевич уловил раздражение, но не упрекать же его за это! У маршала Тимошенко немало важных дел, а когда их решаешь, всякое бывает, не только горечь в душе. Мерецков взял из сейфа документ, написанный им от руки, кое-что дополнил и отнёс в машбюро.
Положив отпечатанный документ в папку, Мерецков отправился к наркому. У него в кабинете был главный интендант Красной Армии Хрулёв. Кирилл Афанасьевич поздоровался с ним, заметил, что вчера звонил ему, но не застал.