Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
– Если арестованный не признается в том, что совершил против своего Отечества в угоду нашим врагам, что надо делать?
– Вести допрос так, чтобы разоблачить арестованного, если он и вправду наш враг, наконец убедить его в том, что сердечное признание пойдёт ему на пользу!
Берия засмеялся, отчего пенсне едва не упало. Он подхватил его и снова надел.
– Эх, Коба, в наше-то время ждать сердечного признания?
– Берия махнул рукой.
– Без дубинки тут никак не обойтись... Мерецкова мои люди слегка пощекотали, и он сразу раскололся. Словом, через неделю-две признание Мерецкова я положу тебе на стол. Кстати, генерал армии Павлов, когда мы его допрашивали,
(Командующий войсками Западного фронта генерал армии Д. Г. Павлов по приказу Сталина 30 июня был вызван в Ставку Главного командования Жуковым, в то время начальником Генштаба. «Я его не узнал, так изменился он за восемь дней войны, - вспоминал этот трагический эпизод маршал Жуков.
– В тот же день он был отстранён от командования фронтом и вскоре предан суду. Вместе с ним по предложению Военного совета фронта судили начштаба генерала Климовских, начальника войск связи генерала Григорьева, начальника артиллерии генерала Клича и других генералов штаба фронта». – А. 3.).
– Что, например?
– напрягся Сталин.
– Мерецков был против создания танковых корпусов...
– Берия помолчал.
– Ты что, Иосиф, не веришь мне? Я тебя ещё не подводил. Мы же раскололи Павлова, так будет и с Мерецковым, лишь немного подожди. Мне только не нравится, что у него нашлись ходоки.
– Кто?
– насторожился вождь.
– Твой любимчик Семён Будённый. Лично просил меня «объективно» провести расследование дела Кирилла Афанасьевича. Сказал, что сам он ему полностью доверяет: Мерецков, мол, не буржуй, как маршал Тухачевский. Каков заступник, а? Дай мне «добро», Коба, и я этого лошадника отправлю в лагерь на Колыму лёд ломом колоть! Там он узнает, как заступаться за врагов.
– Жена маршала Будённого всё ещё находится в лагере?
– спросил Сталин.
– А куда ей деться?
– усмехнулся Берия.
– Потому-то Будённый и мечется, ищет, кого бы уколоть. Я не удивлюсь, если он станет тебе жаловаться на меня... Ладно, я пойду, Коба, меня на Лубянке ждёт генерал Штерн, он ведь Герой Советского Союза и требует к себе уважения, - ехидно добавил Лаврентий и тут же встал.
– Сядь!
– крикнул вождь, да так, что Берия вздрогнул. Ему стало не по себе, по спине пробежал холодок. Он сел.
– Я понял, что у вас на Мерецкова нет ничего серьёзного. Уже не одну неделю он сидит в камере, а чего вы добились?
– Пока он признал не всё, в чём его обвиняют, - начни Берия, но Сталин резко прервал его:
– Принеси мне запись допроса Мерецкова. И немедленно!
– Хорошо, Иосиф.
– Берия встал.
– Через полчаса я вернусь.
Принёс он «дело» Мерецкова через два часа.
– Извини, Коба, я вёл допрос Штерна. Подождать, когда ты прочтёшь? Я мог бы тебе кое-что объяснить...
– Не надо, - сердито одёрнул его вождь.
– Иди к себе.
Сталин полистал «дело» Мерецкова, потом начал читать запись допроса. Арестованный признался в подрывной деятельности, утверждал, что у немцев самая сильная армия в мире, а в Красной Армии мало танков, самолётов, самоходных орудий. Сталин усмехнулся. Об этом Мерецков не раз говорил ему. Странным было и то, что Мерецков не возражал следователям, а те обвиняли его в подрыве могущества Красной Армии. Значит, Мерецкова там бьют, решил вождь, стараются сломить его волю. (Позже доктор военных наук, историк, профессор генерал М. Белов писал: «Сподвижники Берии Меркулов и Влодзимирский подвергли арестованного «физическим методам воздействия». Следователи Шварцман, Зименков и Сорокин били его резиновыми палками
Сталин размышлял: «Так в чём же состоит преступление Мерецкова?»
Неожиданно из Ленинграда позвонил Жданов. Голос у него был гулкий, какой-то чужой, в нём чувствовалось огорчение. Группа армий «Север», возглавляемая генерал-фельдмаршалом фон Леебом [15] , захватив Шлиссельбург, блокировала Ленинград с суши по реке Неве до Колпина и далее до Ям-Ижоры, Ладоги. Наша Приморская оперативная группа отступила и закрепилась на линии Петергоф - Усть-Рудицы - Морское побережье.
15
Лееб Вильгельм Йозеф Франц фон (1876-1956) - генерал- фельдмаршал немецко-фашистской армии. При нападении на СССР командовал группой армий «Север». После провала немецко-фашистского наступления на Ленинград снят с должности и уволен в отставку (1942). В ноябре 1948 г. как военный преступник осуждён американским военным трибуналом, освобождён досрочно.
– У нас, Иосиф Виссарионович, дела плохи, - слышался в трубке усталый голос Жданова.
– На Карельском перешейке стоят финские войска и ждут момента, чтобы с севера броситься на Ленинград. Главная опасность нам грозит со стороны Урицка...
– А что делает командующий фронтом Ворошилов?
– прервал его вождь.
– Делает вроде то, что надо, а результата нет. У меня душа болит за Ленинград.
– У меня тоже, Андрей.
– Сталин помолчал.
– Я подумаю, чем тебе помочь. Возможно, пришлю вам нужного генерала...
Связь неожиданно прервалась, и Сталин положил трубку. Взгляд его упал на «дело» Мерецкова. Верхняя строчка «признаний» генерала армии заплясала у вождя перед глазами: «Я всё делал, чтобы Красная Армия не скоро получила автоматическое оружие...»
– Что за глупость?
– вслух произнёс Сталин.
– Зачем он на себя наговаривает? Он сам жаловался мне, что автоматов у немцев вдесятеро больше, чем у нас.
Сталин закрыл папку, затем поднял трубку прямого телефона. Ему ответил Берия.
– Зайди ко мне, Лаврентий...
Берия вошёл в кабинет, сел в кресло и начал листать свой блокнот. Сталин говорил по телефону с генералом Ватутиным, уточняя обстановку на Западном фронте, который после ареста генерала Павлова возглавил нарком обороны маршал Тимошенко, а его заместителем стал генерал Ерёменко. Наконец вождь положил трубку и, глядя на Берию, жёстко произнёс:
– Дело Мерецкова - сущая липа!
– Он взял со стола папиросу, закурил и добавил: - Мерецкова из-под ареста освободить, вернуть ему форму генерала армии, Звезду Героя Советского Союза и всё остальное, что было изъято во время ареста. Завтра в десять часов утра он должен быть в моём кабинете при всех своих регалиях!
– Слушаюсь, Коба!
– Берия вскочил с кресла.
Сталин так посмотрел на него, что у Лаврентия Павловича защемило сердце.
– Не Коба я, а товарищ Сталин! И чтобы этого слова я от тебя больше не слышал, иначе...
– Он замялся, сжал горящий окурок пальцами и бросил его в пепельницу. – Сам знаешь, что потом может быть. Сегодня ты комиссар государственной безопасности, а завтра можешь им не быть. Вождь заметил, как по лицу Берии мелькнула улыбка. Что смеёшься? Кто спас тебя от ареста в тридцать восьмом? Ежов хотел набросить тебе петлю на шею, а я тебя защитил.