Мертвая река
Шрифт:
– А сколько, говоришь, этому ребенку?
– Полтора года. Девочка. Нигде ни малейшего следа. Крови нет ни в кроватке, ни в комнате. Вообще ничего.
Стараясь не наступить на лужи крови и мочи, Питерс подошел к столу, чтобы взглянуть на тело девушки. Там уже корпел окружной коронер.
– Джордж? – окликнул его эксперт.
– Будь здоров, дружище.
– Ну, как тебе такое? По новой начинается, да?
– Упаси господь! Надеюсь, нет.
Он заставил себя посмотреть на девушку. И у этой большая часть левой груди также отсутствовала, начисто срезана.
–
Питерс не ответил.
– Причина смерти?
– Черт возьми, Джордж, да они ж ей сердце вырвали.
Он заглянул в распахнутые голубые глаза. А симпатичная была эта Нэнси Энн Дэвид. Нельзя сказать, что прямо-таки красавица, но все же миленькая. Будет кому по такой тосковать.
– А что женщина?
– Удар по голове. Вероятнее всего, топор или тесак. Умерла мгновенно.
Питерс двинулся обратно через кухню. В гостиной ожидал Манетти. Вместе они вышли наружу. Питерсу нужен был воздух.
Вик предложил сигарету. Старик взял, и оба закурили. Небо начинало светлеть, подернулось румянцем раннего утра, и стало слышно, как на смену стрекоту сверчков приходит пение птиц.
– Ну, что думаешь? – спросил Манетти.
Но в словах слышался иной подтекст: «Ты – единственный из всех, кто там был. Только ты можешь сказать наверняка».
Все остальные либо не пережили ту ночь, либо уехали подальше – туда, где не приходилось вспоминать о случившемся всякий раз, когда гуляешь по лесу или идешь поплавать у берега.
Ему бы стоило поступить так же.
Может, так бы он и сделал, если бы не Мэри – Мэри родилась здесь, в Дэд-Ривер, и никуда не хотела уезжать.
Продолжающихся кошмаров должно было хватить, чтобы сказать ему об этом: «Уезжай. Убирайся подальше отсюда». Кошмары, воспоминания – все это без предупреждения являлось изо дня в день, покуда он не опрокидывал второй, а то и третий стакан виски. Особенно часто являлся мальчишка, голый, медленно надвигающийся на Питерса через прицел... и он сам, кричащий ему остановиться... но мальчишка не желает слушаться... и ревут ружья, палящие разом, и...
А теперь и Мэри мертва. Семьи у Питерса больше нет.
В городе жили сплошные незнакомцы.
Надо было ему все же уехать отсюда.
Не поздно было сделать это и сейчас.
И черт с ней, с этой жарой в Сарасоте. Ведь есть же у них кондиционеры, верно?
– Какой-то подражатель, как считаешь? – спросил Манетти с надеждой.
Питерс глянул на шерифа. Вид у него был усталый. Худое, жилистое тело начинало сгибаться в один большой вопросительный знак. Манетти был уже не так молод.
– Через одиннадцать лет, Вик? Подражатель? Спустя одиннадцать лет?
Он отбросил окурок. В носу по-прежнему стояла вонь плоти и крови. Даже сигареты ее не перебивали – ее и еще одну вонь... ту, что врезалась в память, точно рана от ножа, так и не зажившая. Такая, похоже, вообще никогда не заживет.
–
Потом наступил на тлевший в траве окурок и посмотрел в сторону холмов, все еще серых, но уже различимых. Перевел взгляд вниз – к лесу, скалам и морю. Не так уж до них и далеко.
Прислушался к птицам. Чистые и добрые звуки наступающего утра, столь же надежные и реальные, как солнечный свет. Птичье пение помогло.
– Я считаю, – повторил он, – что в прошлый раз мы кое-кого упустили. И те, кого мы упустили, никуда не делись. Просто на время залегли тише воды ниже травы.
4:47
К тому моменту, когда Дэвид Холбард оторвал взгляд от компьютера, за окном светало. «Все, довольно», – подумал он, хотя усталости не ощущал.
Сидя в кожаном вращающемся кресле, он оттолкнулся от стола, вынул дискеты из приводов и убрал их в папку.
Ночь пролетела быстро и продуктивно. Такое он мог проделывать еще со времен колледжа – работать все звездопады напролет, – при условии, что проект был достаточно сложным, чтобы бросить вызов.
После колледжа минуло тринадцать лет. Поредевшие на голове Дэвида волосы соврать не дадут. Но энергии у него меньше не стало. Просто подливай кофе, и все будет в порядке.
Дэвид Холбард мог считать себя человеком, довольным жизнью. Доволен он был и сейчас. Потягивая остатки остывшей пятой чашки.
Его всегда удивлял такой настрой. Первый год после окончания Пенсильванского университета, а затем и Бруклинского политехнического института обернулся ведь сущей катастрофой! Инженерный вуз готовил Дэвида к серьезным проектным задачам, но работа в «Комкорпе» оказалась шаблонной и душившей правилами, не сходящей даже за немного увлекательную. Проторчав там полтора года, он уволился, положившись на удачу.
Работа в «Ай-Би-Эм» была получше – разработка нового программного обеспечения для Береговой охраны США. Дэвид и еще двое парней самостоятельно сделали основную часть работы и потрясно провели время. Но на полпути Охрана свернула проект. Сказали, мол, слишком сложно у них получается.
Ничего «слишком сложного» в разработанном ПО команда не видела.
Это мозги у их начальства оказались чересчур размякшими.
В следующие три года начались и закончились еще два проекта, и в 1986 году Дэвид столкнулся с тотальным выгоранием, полным разочарованием. Такими темпами Дэвид докатится до того, что будет конструировать трансформаторы или еще что-нибудь столь же скучное, вкалывая целыми днями и ненавидя себя, а также Эми – за то, что та его терпит.
К тому времени Дэвид уже женился на Эми, его бывшей помощнице еще в «Ай-Би-Эм», – единственном светлом пятне во всей его суматошной, беспорядочной жизни. Вскоре они решили упростить ситуацию: подыскать местечко, которое бы понравилось обоим, и попытаться наладить в нем совместную жизнь. Немного сбережений у них имелось. А если совсем припрет, они могли бы заняться ремонтом телевизоров и радиоприемников.