Мертвый мир - Живые люди
Шрифт:
– Она тоже ему была дорога. Возможно, никто не узнает, как сильно. – собственные пальцы сжали бордовую толстовку, словно ища у этой вещи защиты. Я всегда хотела ощутить себя защищенной, даже до того момента, когда мертвецы воскресли. Всем я казалась сильной, способной бороться с правилами, и я была такой, но мне порой хотелось побыть слабой. Теперь же я понимаю, что слаба и без притворства.
– Понятно. – и этим словом Вэл завершает все, ее детское любопытство удовлетворено. Интерес иссяк, а сочувствия даже не появилось. Бенсон продолжала жить в своем мире, где не было чего-то необычного. Она продолжала игнорировать изменения, обращая внимания лишь на
Давняя подруга теперь уставилась в окно, забывая, вероятно, о нашем разговоре, а мои мысли быстро перенеслись в другое русло, заставляя еще сильнее теребить край толстовки. Я ненавидела утешения других, ненавидела однотипные фразы и взгляды, будто оценивающие твое душевное состояние. Люди всегда говорили одно и то же, и это делало все лишь хуже. Но тот парень, с темным зонтиком под дождем, был другим.
Я сидела в луже, все внутри дрожало, а струны нервов были готовы вот-вот порваться, позволяя разрыдаться в голос. Любой бы, кому было бы до меня хоть какое-то дело, попытался бы помочь, и сказал бы те же слова, которое всегда звучали в подобных ситуациях. Но парень, благодаря которому я узнала, что такое чувство симпатии, привязанности, даже любви, отличался от всех. Видя мои слезы, мою боль, которой сверкали глаза, стоя под дождем с зонтом, он улыбался: «Твои грустные глаза нравятся мне».
И этого мне хватило. Я не люблю противоречий, но только ими и живу, постоянно.
***
Это место, оно не было похоже на то, которое я видела, которое знала. Оно никак не сходилось с тем домом, в котором жила Дарлин. Это даже домом не назовешь: все здесь изменилось до неузнаваемости, будто прошла не недели, а целое тысячелетие. Забор превратился в валяющиеся кучи досок. Обломки, гильзы, стекло, щепки, кости– все это хрустело под ногами. Ты всеми силами старался сдерживать тошнотворные позывы, замечая обуглившиеся трупы, обглоданные тела.
Сам вход в супермаркет был пожелтевшим, почерневшим, словно покрытое болезненной желчью место, говорящее лишь об отчаянии и пустоте. Это вгоняло тебя в такую депрессию, в такую пучину отчаяния, что ноги немели, заставляя падать вниз. И почерневший от огня асфальт, расколотый, треснувший, заваленный всем тем, что осталось, не становился концом этого «вниз». Верно, коленями ты чувствовал твердость земли, но душа и сознание, кажется, уходили далеко, в самый центр планеты, где, возможно, и крылась загадка всех вселенских тягот и несчастий. Кто-то открыл ящик Пандоры, сея хаос.
Я остановилась у бывшего входа в супермаркет, который теперь был завален кусками бетонных плит, керамическими осколками, трупами. Мы приехали сюда, чтобы забрать тела тех, кто не смог сбежать даже в лес, чтобы забрать оставшиеся припасы, оружие, бензин. Но теперь, смотря на все это, понимали, что лишь потратили время: трупы можно было лишь сжечь до конца, очищая тем самым свои души, а внутрь Холвудс, похоже, не было смысла даже соваться. Впрочем, Билл был взбешен, агрессивен и пассивен одновременно – все это заставило его окунуться с головой в угнетенное состояние. Старик решил, что первый этаж достаточно уцелел, его стоило проверить.
– Прости… - все начали освобождать трупы от тяжести прижимающих их к земле досок, другого мусора. Все были осторожны, потому что здесь непонятно, где Ходячий, а где действительно мертвый – все трупы были обуглившимися. Дарлин, смотря теперь почти всегда куда-то под ноги, случайно столкнулась с Рикки плечом, тут же тихо извиняясь,
– Смотри куда идешь, - Рикки почти прошипела эти слова, будто Джоунс не просто зацепила ее плечом, а попыталась проткнуть ножом. Сестра Крайтона была раздражена, что-то пряча в своей голове. Не знаю, о чем она страдала, жалела, но в ее глазах это четко прослеживалось. После того случая с Лили, Рикки Крайтон стала другой.
– Эй, она же извинилась! – будто гром, голос Вэл Бенсон неожиданно нарушил более менее тихую обстановку в округе. Подруга, пусть и была глуповата, жестока и несентиментальна, но подобных себе всегда могла различить в толпе. И на этот раз тон Рикки Крайтон ей не понравился. Такому «шестому чувству» Бенсон я издавна решила доверять.
– Тебя никто не спрашивал, отвали. – Рикки бы просто могла проигнорировать слова Вэл, потому что разница в нашем с ней возрасте очевидна, она должна быть более сдержанной, но младшая сестра Тэда отреагировала более чем резко. Это лишь подтверждало настрой Бенсон к ее личности. Что-то, случившееся той ночью на смотровой площадке, заставило Рикки измениться. Она превратилась в озлобленную девушку, вечно следящую за каждым, кто может подчинить себе улыбку или счастье.
– Пошла нахер! – вопреки всем моим ожидания, ломая любую логическую цепочку в моей голове, Вэл набросилась на Рикки, будто предугадывая какие-то ее мысли и последующие действия. Бенсон действовала так резко, что была похожа на сошедшего с ума безумца. Дарлин выпустила из рук какие-то доски, о которые с легкостью можно было загнать занозы, отскакивая в сторону то ли от неожиданности, то ли от ужаса и страха.
А я стояла на месте, не зная, что делать: подруга превратилась во что-то жестокое. Но и Рикки не уступала. Женщина, похожая на своего брата, отвечала с особой грубостью на любое действие Бенсон. Они обе стали похожи на сгусток ненависти не только друг к другу, но и ко всему вокруг. Я не понимала, что происходит, что мне делать, и, только когда Крайтон задел меня плечом, заставляя почти повалиться в сторону, я шелохнулась, тут же оттягивая Вэл назад.
Будь у нее или Рикки в руках нож, кто-нибудь бы пострадал.
– Ты что творишь? – я кричала, поддаваясь неожиданной громкости этого мира. Мне было страшно, я чувствовала страх, потому что боялась подругу, ее действий. Мои руки дрожали, но уверенно держали вырывающуюся Бенсон, что стремилась сломать череп Рикки. Та отвечала взаимностью, брыкаясь, стараясь укусить Тэда, чтобы добиться свободы. – Успокойся!
– Она точно что-то задумала, Блэр! Блять, посмотри на нее! Ты ведь сама сказала, что Дарлин страдает, так какого хрена, эта дура так себя ведет!
– резко дергаясь, ногой ударяясь об асфальт, прорычала Бенсон, чуть утихая. Я постоянно будто была ее цепью, удерживающей от глупостей, от жестокости. Но любая цепь может порваться, если зверь на ней станет диким монстром.
– Она не одна здесь страдает! – выплевывая в сторону Дарлин, что отшатнулась, расширяя от ужаса глаза, крикнула Рикки. Девушка была готова оттолкнуть Крайтона назад, ударить его, но какое-то бессилие появилось в ее теле, стоило подобным словам вырваться из глотки.
Дарлин Джоунс была таким человеком, чью крайнюю эмоциональность нельзя было не заметить. Она пропускала всю, любую боль: чужую, свою, через себя. У всех могли быть равные страдания, но Дарлин определенно переживала все это тяжелее, потому что она так воспитана, потому что природа создала ее по подобию тонкой березы, способной сломаться от грозы.