Мещане
Шрифт:
– Но и не Европа, а Америка!
– воскликнула Татьяна Васильевна; к Америке она была еще несколько благосклонна и даже называла американцев, по примеру своих единомышленников: "Наши заатлантические друзья!"
– Но Америка - та же Европа. Это все переселенцы европейские!
– заметил Бегушев.
– Да, но какие переселенцы!
– произнесла Татьяна Васильевна, прищуривая свои золотушные глаза.
– Это все сектанты, не хотевшие, чтобы церковь была подчинена государству, не признававшие ни папы, ни Лютера!
– Я скорее полагаю, что это
– А вы думаете, что я за государство? Что я государственница? спросила Татьяна Васильевна каким-то уж торжественным тоном.
– Впрочем, об этом не время и не место говорить!
– Кажется!
– произнес, грустно усмехаясь, генерал.
– Но зато, вот видите, муж ваш - чистейший государственник!
– указал на генерала Бегушев.
– Он, я думаю, ни то, ни другое!
– отозвалась с презрительной гримасой Татьяна Васильевна.
– Нет, я - государственник!
– возразил генерал, начинавший не на шутку сердиться на Бегушева, что тот болтал всю эту чепуху с его супругой, которую Трахов, в свою очередь, тоже считал дурой, но только ученой и начитанной. В настоящий момент, когда разговор коснулся государства, генерал более всего боялся, чтобы речь как-нибудь не зашла о Петре Великом, - пункт, на котором Татьяна Васильевна была почти помешана и обыкновенно во всеуслышание объявляла, что она с детских лет все, что писалось о Петре Великом, обыкновенно закалывала булавкою и не читала! "Поэтому вы не знаете деяний Петра?" - осмеливались ей замечать некоторые.
– "Знаю!" - восклицала Татьяна Васильевна и затем начинала говорить часа два-три... На этот раз она, слава богу, о Петре не вспомнила, может быть потому, что в голове ее вдруг мелькнула мысль, что нельзя ли Бегушева обратить к спиритизму, так как он перед тем только сказал, что это учение есть великое открытие нашего времени!
– А что, скажите, как поживает спиритизм в Париже?
– спросила она сначала издалека и как бы в шутку.
– Не знаю, я что-то там с ним не встречался!
– отвечал Бегушев.
– Не правда ли, кузен, мы не встречались в Париже с спиритизмом!
– обратился он к генералу.
Тот обмер.
– Нет, я там бывал на нескольких сеансах спиритов, - пробормотал он.
– Он бывал на сеансах...
– повторила за мужем Татьяна Васильевна. Расскажи, что ты там видел?
Генерал поставлен был в отчаянное положение: он, как справедливо говорил Бегушев, нигде не встречался с спиритизмом; но, возвратясь в Россию и желая угодить жене, рассказал ей все, что пробегал в газетах о спиритических опытах, и, разумеется, только то, что говорилось в пользу их.
– Что ты видел, рассказывай!
– повторила Татьяна Васильевна.
– Видел я женскую руку и плечи, - начал он.
– Женских рук и плеч мы с вами, кузен, много видели; но, сколько помнится, все это были живые и на земле существующие!
– заметил Бегушев.
Генерал чуть не провалился на месте.
– Бегушев, не забывайтесь, - вы знаете, что я терпеть не могу этого!
– Чего этого?
– спросил Бегушев.
– Ну, будет! Пожалуйста, не развивайте далее. Говори, что ты еще видел!
– повторила она снова мужу.
– Еще видел я... видел летающие гитары!
– бухнул тот на авось.
– Нет, постойте, этого вы не могли, кузен, видеть: это было в Лондоне!
– остановил его Бегушев.
– Точно то же было и в Париже!
– вздумал было возразить генерал.
– Не говори неправду: это было только в Лондоне!
– объявила ему супруга.
– Я, наконец, перезабыл, где и что видел, - этому столько времени прошло!
– произнес генерал с досадой.
– И подобные вещи можно забывать!.. Забывать могут!..
– воскликнула Татьяна Васильевна.
– Стыдись!.. Это простительно такому неверующему ни во что, как Бегушев, а не тебе!
Генерал постоянно притворялся перед женой и выдавал себя за искреннего последователя спиритизма.
– Почему же вы меня считаете совершенно неверующим?
– спросил Бегушев по наружности смиренным и покорным голосом.
– Потому что спиритизм отыскивает сердца простые, а не такие, как ваше!
– Мое сердце точно такое же, как у Тюменева!
– возразил Бегушев.
– Теперь - да!
– оно такое же, но прежде сердца ваши были разные! произнесла знаменательно Татьяна Васильевна.
– Ефим Федорович верит искренне в спиритизм!
Тюменев, в самом деле, всегда очень терпеливо выслушивал Татьяну Васильевну, когда она по целым часам развивала перед ним всевозможные объяснения спиритических явлений.
– Если бы я и неверующий был, то согласитесь, что могу сделаться и верующим: уверовал же Савл{188} во Христа, - говорил Бегушев, как бы угадывая тайное намерение Татьяны Васильевны посвятить его в адепты спиритизма.
Золотушные глаза той при этом заблистали.
– Вы правду это говорите или нет?
– спросила она.
– Как кажется мне, что правду, - отвечал Бегушев уже уклончиво.
– В таком случае вот видите что, - произнесла Татьяна Васильевна, энергически повертываясь лицом к Бегушеву на своем длинном кресле, на котором она до того полулежала, вся обернутая пледами, и при этом ее повороте от нее распространился запах камфары на весь вагон.
– Поедемте вместе со мной на будущее лето по этой ненавистной мне Европе: я вас введу во все спиритические общества, и вы, может быть, в самом деле уверуете!..
– Пожалуй!..
– согласился Бегушев, бывший, как мы видели, в этот вечер в давно уже небывалом у него веселом настроении и даже не на шутку подумавший, что было бы очень забавно прокатиться по Европе с смешной кузиной и поближе посмотреть спиритов. Он этого нового шарлатанства человечества не знал еще в подробностях.
– Не верь, ma chere, не поедет!.. Он в Париже даже скучал, а поедет он с тобой!..
– неосторожно проговорился генерал: он по опыту знал, каково было путешествовать с его супругой.