Мещане
Шрифт:
– За что ж его в Титовке продержали?
– спросил Бегушев.
– Невинно, без всякой причины, - отвечал псаломщик.
Священник и на это махнул рукой.
– Как без причины?.. У Иверских ворот облокатствовал: наплутовал там невесть сколько, а ты говоришь - без причины...
– сказал он.
– Плутуют и у алтарей господних!
– возразил опять дерзко псаломщик.
Бегушев ожидал, что они разбранятся.
– Так вы, батюшка, узнаете мне?..
– поспешил он отнестись к священнику.
– Непременно разведаю,
– В квартале?
– спросил с удивлением Бегушев.
– В квартале... Потому что мы, священники, что ж? Придем в дом со славой, пославим и уйдем; а полицейский во всякое время вхож в дом и имеет право войти.
– Совершенная противоположность Англии: там пастор имеет право войти всегда в дом, а полисмен - никогда!
– Англия - страна просвещенная, - возразил священник, - а у нас, особенно последнее время, стало очень трудно жить духовенству; в нашем, примерно, приходе все почти дома скупили либо немцы, либо жиды; дворянство почти не живет в Москве... купечество тоже сильно ослабло в вере.
– Нынче причту помогать надо, вот кому!
– заметил псаломщик.
– Пожалуй, что и так, - согласился с ним на этот раз священник.
Бегушев очень хорошо понял, что у священнослужителей лично для себя разгорелись глаза на его карман; а потому, сочтя за лишнее с ними долее разговаривать, он раскланялся и ушел. На паперти, впрочем, его нагнал трапезник, - это уж был совсем отставной солдат с усами, бакенбардами и даже в штанах с красным полинялым кантом.
– Ваше превосходительство, не пожертвуете ли чем-нибудь бедному трапезнику!
– больше как бы отрапортовал он.
– Вы из духовного звания?
– спросил его Бегушев.
– Сын протопопа, ваше превосходительство, и по несчастию... в трапезниках теперь очутился.
– Отчего?
– Оттого, что я тут маленько слаб!..
И трапезник щелкнул себя по галстуку.
– Тут много заливаете?
– повторил Бегушев.
– Много-с!
– подтвердил трапезник.
Такая откровенность его понравилась Бегушеву; он дал ему три рубля серебром. Трапезник быстро, так что Бегушев не успел остеречься, поцеловал у него руку.
– А это уж глупо!
– сказал ему с досадой Бегушев.
– Виноват, ваше превосходительство, - отвечал трапезник, прикладывая руки по швам.
В тот же самый день, часов в одиннадцать утра, Бегушев решился сходить и в квартал, в надежде, что там не узнает ли чего-нибудь о бедных.
Выйдя из дому пешком, он обратился к первому же городовому.
– Где третий квартал помещается?..
– спросил он.
– Недалеко тут, ваше благородие, налево и во второй переулок направо, отвечал городовой.
– Ты мне, любезный, не так отвечай, а скажи: в каком именно по названию переулке и в чьем доме?..
– Дому фамилию, ваше высокородие, я не запомню; переулка - тоже!
– В таком случае проводи
Городовой рассмеялся добродушно.
– Как не найти, ваше благородие; только мне нельзя, - я на посту!
– Но у кого же мне узнать?
– расспрашивал терпеливо Бегушев.
– Сейчас, ваше благородие, я кликну!
– отвечал городовой и, побежав к будке, крикнул: - Самойлов!
На этот зов из будки выскочил другой городовой - в рубашке и с куском пирога во рту.
– В чьем доме квартал и как тут переулок этот зовут?.. Барин спрашивает!
– сказал ему первый городовой.
– В Загрябовском переулке, дом Друшелева, - отрезал тот бойко и прожевывая в то же время пирог.
Бегушев пошел в Загрябовский переулок, прошел его несколько раз, но дома Друшелева нигде не было; наконец, он совершенно случайно увидел в одном из дворов, в самом заду его, дощечку с надписью: "3-й квартал". Дом же принадлежал Дреймеру, а не Друшелеву, как назвал его городовой. Когда Бегушев вошел в ворота, то на него кинулись две огромные шершавые и, видимо, некормленые собаки и чуть было не схватили за пальто, так что он, отмахиваясь только палкой, успел добраться до квартала.
Квартальный, молодой еще человек, при входе его поспешил встать.
– Что это у вас в общественном месте такие собаки, что пройти невозможно?..
– сказал ему Бегушев.
Квартальный пожал плечами.
– Что делать-с!.. Вы не поверите - всех городовых почти перекусали.
– Но чьи же они?
– Жильца одного!.. Адвоката без практики...
– Говорит, что он очень мнителен и держит собак, чтобы не обокрали его!..
– заметил старший письмоводитель.
– Да что у него украсть; ему и самому с собаками есть нечего! возразил другой письмоводитель помоложе.
– Но полиция имеет же против этого какие-нибудь средства?
– сказал Бегушев.
– Какие средства!
– отвечал квартальный.
– Должны составлять акты и представлять мировому судье, а тот сам собачник; напишет резолюцию, чтобы обязать владельца собак подпискою не выпускать собак из квартиры.
– Он в свою квартиру и не пускает их... всё бегают по чужим кухням, заметил опять старший письмоводитель.
– Этта тут повар из большой квартиры ловко огрел эту серую собачонку: целую кастрюлю кипятку кувырнул на нее!
– рассказал письмоводитель помоложе.
Квартальный и вся прочая канцелярия его засмеялась.
Бегушев тем временем сел.
– Вам угодно что-нибудь приказать мне?
– спросил его квартальный, по-прежнему стоя на ногах.
– Просьба моя вся состоит в том, чтобы вы мне сказали: есть у вас списки бедных вашего квартала?
– проговорил Бегушев.
Вопрос этот так же удивил квартального, как и священника.
– У нас только паспорта записываются, - объяснил он, - мы стараемся наблюдать, чтобы просрочек не было и чтобы вся прислуга имела чернорабочие билеты.