Мессии, лжемессии и толпа

Антонян Юрий Миронович

Другое дело — подвижники веры, истово преданные ей, религиозные фанатики, рвение которых позволяет им выйти на иной уровень сознания, а также просто глубоко верующие люди и отнюдь не фанатики, для которых постоянное обращение к богу или спасителю (богу) абсолютно необходимо. Для многих из числа названных характерно затемнение сознания, наплыв особых, ярких, подавляющих чувств, подчиненность (иногда полная) потусторонним силам и убежденность в реальности самых фантастических образов, персонажей и событий. У них могут стираться временные границы между довиртуальными, виртуальными и поствиртуальными режимами. Сам виртуал может поступать как спонтанно, так и в результате специальных усилий, однако время появления соответствующей потребности часто неуловимо. У таких личностей, особенно на высоте

переживания, может появиться ощущение оторванности себя от окружающего мира, состояния дереализации с утратой связей с окружающим миром; не исключены и состояния деперсонализации, которые характеризуются нарушением самосознания личности и отчуждением ее психических свойств; мысли, чувства, представления и другое могут переживаться как «сделанные» извне, разными сакральными и иными потусторонними силами, что близко к синдрому Кандинского—Клерамбо.

В описываемых состояниях образы и события виртуального мира вполне могут восприниматься в качестве явлений действительности. Поэтому не следует предполагать лживость человека, искренне убежденного в реальности своих контактов с потусторонним миром. Индивид, который придает значение всему, не имеющему материальной формы, и верит в это, никогда не согласится с тем, что все «это» не имеет места в действительности. Думаю, что такая фанатически заряженная особенность человеческой психики (ее условно можно назвать мистической) активно используется в подготовке религиозных и иных террористов-камикадзе. Соответствующие состояния свидетельствуют об особом психологическом продвижении при потере или существенном ослаблении контроля сознания.

Но в целом, и это следует подчеркнуть, психологическое общение с божеством, если это действительно общение, а не дань правилам, привычке или приличию, необычно, выходит за рамки повседневности, способно вызывать специфический наплыв чувств, даже особой причастности к чему-то, что лежит за границами понимания, часто дает и ощущение невозможности полностью распоряжаться собой. Именно это восприятие необычности придает ему исключительную силу и ценность, делает божество божеством, недосягаемо стоящим над всем мирским и суетным, которые тоже находятся в его непререкаемой власти. При этом ощущаемая человеком собственная слабость тоже укрепляет его устремленность к небесам и зависимость от них, этой неиссякаемой для него опоры.

Виртуальная реальность всегда обладает свойствами породивших их субъектов (источников), причем свойствами не случайными или не существенными, а наиболее важными, постоянными, определяющими. Точнее, она полностью наполнена ими и без них попросту не существует. Однако вместе с тем ни один персонаж, ни одно событие потустороннего мира не выходят за рамки того, что знаемо человеком, все священные и сатанинские образы суть проекции его личностных черт, переживаний, влечений, надежд, тайных и часто подавляемых порывов его души и, что особо значимо и нужно подчеркнуть, его знаний. Но верующему неведомо, что названный мир разворачивается лишь в его психике, в ней, и только в ней он ведет объективированное существование.

Не могу не согласиться с С. А. Борчиковым, что о виртуальной реальности говорят люди, которые в своей реальной практике познания сталкиваются с определенными трудностями и проблемами, не разрешимыми на том уровне познания, на котором они находятся. Течение их личного познания требует выхода на более высокий уровень, где как-то коррелируются предмет и метод, вводятся новые термины и достигается более адекватное понимание и даже разрешение имеющихся проблем. В такой ситуации одним из новоразрешительных понятий может выступать понятие виртуальной реальности. Конечно, люди тысячи лет познают окружающий мир, и переход с одного уровня познания на другой — не новость, но почти никто до последнего времени не связывал эти переходы с термином «виртуальная реальность». Подобная функция всегда была, только ее роль играли другие метафизические термины, но с появлением названного нового термина именно к нему эта функция перешла^[58].

Хотел бы дополнить, что виртуальная реальность существовала всегда — для человека как его порождение. Однако он далеко не всегда понимает ее, не понимает и того, что она властвует

над ним и почему. Сама попытка истолковать эту область бессознательного свидетельствует о том, что он ее не понимает, так как познание, толкование имеет место лишь тогда, когда что-то непонятно. Человек появился в мире, который он не понимал и поэтому пытался истолковать. Впрочем, его движение здесь всегда было к горизонту. Если же жизнь ему кажется очень простой и не требующей познания, он не сдвинется с мертвой точки и никогда не поймет, что во всяком хаосе есть тайный порядок и все сущее основано на противоположностях. Это полностью присуще и виртуальной реальности.

Новым является открытие ее как самостоятельного психического явления, обладающего своей природой, закономерностями, причинно-следственными зависимостями, механизмами развития и воздействия на внешние для нее объекты, в том числе на порождающую ее индивидуальную и коллективную психику, для которой она может стать очень важной частью бытия, иногда — важнейшей. Последний аспект представляется особенно существенным, поскольку под влиянием такой реальности личность и общество могут претерпеть коренные, иногда революционно-разрушительные, последствия. Об этом говорят нацистские и большевистские химеры, изменившие в XX в. лицо мира и унесшие миллионы жизней, об этом свидетельствует и роль религии для человека и человечества. Для отдельных людей (я имею в виду тяжелых психически больных) виртуальная реальность есть единственная действительность.

Несомненно, новым представляется и выделение виртуалистики в качестве самостоятельной области познания. Но возникает вопрос: к каким наукам она относится, в рамках каких наук должна развиваться?

Прежде всего, это не «недород бытия», как пишет С. С. Хоружий^[59]. Это и не бытие, не достигшее какого-то уровня, и не нерожденное бытие; это бытие совсем иного рода, иной природы, рожденное, причем полностью, человеческой психикой, индивидуальной и коллективной. Оно обладает огромной обратной силой и становится могучим средством социального, психологического и духовного движения. История магии и религии, оценка их значимости для общества и личности прекрасно доказывают данное утверждение. Идея бога, его образ, вся религиозная мифология виртуальны, поскольку живут лишь в качестве продукта психики, но никто не осмелится утверждать, что этот продукт является «недородом бытия».

Вместе с тем бог и иные сакральные персонажи суть архетипы. Это означает, что архетипы вообще (т. е. не только религиозной природы) виртуальны, существуют, функционируют на уровне виртуальной реальности. Однако архетипы, равно как и виртуальный мир, не исчерпываются явлениями религиозного порядка. Следовательно, бог и все божественные персонажи являются виртуальноархетипическими явлениями.

По-видимому, это имел в виду К. Г. Юнг, утверждавший, что хорошо известным выражением архетипа являются мифы. Здесь речь идет о специфических формах, передаваемых на протяжении долгого времени. Непосредственные проявления архетипов в мифах значительно менее индивидуальны, нежели, скажем, в сновидениях и видениях. То, что подразумевается под архетипом, проясняется через его соотнесение с мифом, тайным учением, сказкой. Юнг особенно выделяет то, что мифы — в первую очередь психические явления, выражающие глубинную суть души. Она содержит в себе все те образы, из которых ведут свое происхождение мифы^[60].

Мифы имеют архетипическое происхождение, они порождаются потребностями человека, которые функционируют в его психике. Психика формирует виртуальную реальность, и в ней заключены священные образы и сами идеи этих образов. Несомненным достоинством мифа является то, что соответствующие образы, идеи, представления он приводит в упорядоченную систему, а церковь обеспечивает ей необходимый организационный статус. Вместе с тем виртуальность создает божественным архетипам недосягаемость для обыденного, профанного лицезрения. Божества воздвигаются на захватывающую дух высоту, с которой они способны с особой силой убеждать, направлять, потрясать, устрашать, очаровывать. Но такую силу придает им не только виртуальная высота, но и то, что они архетипичны, т. е. вековечно освящены, приняты, обязательны.