Мэвр

Филдпайк Марк

— Конечно, — соглашается Юдей, с интересом наблюдая за оперативником через плечо. Он расшнуровывает клапан рюкзака, бросает внутрь взгляд, хмыкает, затягивает узел и как следует встряхивает баул. Реза поднимает глаза и показывает ей жест, распространённый в Хагвуле: средний палец направлен на собеседника, указательный — вверх, большой по-диагонали вниз, а остальные два прячутся в ладони. Юдей отвечает тем же.

Ибтахин кивает тцоланиму и переходит к полу-одетому Мадану.

— Он может стать обузой, — говорит охотница, наблюдая за тем, как бывший директор с третьей попытки закрепляет трубку водосборника.

— Он и будет, —

соглашается Нахаг и тяжело вздыхает. — Человек, занятый не своим делом уродует Книгу Элоима.

Охотница удивлённо вскидывает бровь, но учёный пожимает плечами в ответ, складывает руки и начинает беззвучно молиться.

Юдей далека от религии. Отец пытался увлечь её верой в Элоима, но смерть настигла его раньше. После целой череды святых отцов, которые скорее пугали её, чем вдохновляли, она окончательно ушла от Церкви, но так и не пришла к чему-то другому. Смутное ощущение некоего высшего существа, которое приглядывает за ней, постепенно трансформировалось в образ отца-призрака. Иногда он снится Юдей, и тогда ей кажется, что он действительно охраняет её от всяких бед. Настолько, насколько может.

Когда Мадан заканчивает облачаться, трое других участников экспедиции уже полностью готовы. Юдей кидает озабоченные взгляды на кхалон.

«Как это будет?»

В тот единственный раз, когда она контактировала с порталом, серебристое нечто, висящее в воздухе, жгло её заживо.

Мадан, ухнув, закидывает на плечи рюкзак.

— Тяжёлый, — капризно говорит он со смесью недовольства и удивления. — Я думал, будет легче.

— Это оптимальный вес, — терпеливо поясняет Буньяр, подгоняя лямки. — Особенно учитывая тот факт, что вы идёте в усечённом составе. Будь вас больше, можно было бы распределить оборудование и припасы…

— Там точно есть что-то лишнее.

— Мы оставили необходимый минимум. Всё-таки это уникальный шанс, вы первая экспедиция за много лет… Что вы делаете?!

Мадан сбрасывает рюкзак и пытается справиться с узлом. Непривычно большие пальцы в массивных перчатках скафандра никак не могут ухватить шнурок.

«Реза управляется с ним куда легче», — замечает Юдей и понимает, что ибтахин, скорее всего, тренировался. У рядового сотрудника неоткуда взяться привычке работать с оборудованием в скафандре. Охотница меряет Резу взглядом, но тот невозмутимо наблюдает за Маданом. Как и Нахаг. Буньяр, едва сдерживая гнев, просит Мадана успокоиться.

Неожиданно для себя самой Юдей подходит к бывшему директору и кладёт руку ему на плечо.

— Мадан, — ласково зовёт она. Мадан поднимает глаза и охотница читает в них неприкрытый ужас. Похоже, задачка окажется труднее, чем он ожидал.

— Да? — отзывается директор.

— С рюкзаком всё в порядке. Нам пора.

— Да?

— Да, уже пора.

— Хорошо, — уныло соглашается он и оставляет в покое шнурок. Буньяр помогает закинуть баул на спину. Мадан глухо благодарит его.

— Всем отойти от двери, — приказывает Реза и только когда все мандсэмы и провожающие отходят к противоположной стене, поворачивает тяжёлое колесо. С шипением и едва слышным лязгом мощные запоры втягиваются в стены и мягко, без единого звука, металлический щит отходит в сторону.

Воздух, хлынувший из комнаты, мгновенно будит в Юдей воспоминания. Она сжимает кулаки, наросты мелко вибрируют, а наруч, повинуясь лишь тени мысли, преображается в лезвие. Охотница идёт последней и задерживается

на пороге, не в силах переступить его. Запястье ноет тупой болью.

— Всё хорошо? — спрашивает Нахаг, заметив, что она мешкает.

— Да.

— Пора идти, — говорит он, но Юдей смотрит в глаза Мадана Наки. До сих пор ей не доводилось видеть таких глаз. Они едва тлеют жалким болотным огнём и вот-вот потухнут. Он стоит прямо за Резой и выглядит потерянным и жалким.

Реза почти касается кхалона. Портал ведёт себя спокойно, никак не реагируя на человека. Юдей ищет глазами красный круг на полу, но его, конечно же, нет.

— За мной, — командует ибтахин. Даже его голос слегка дрожит. Не дожидаясь ответа, он поворачивается к кхалону лицом и входит в серебристую поверхность. Она обтекает скафандр, словно жидкость, и мгновенно поглощает его. Мадан издаёт звук, похожий на испуганное кваканье. Дёрганым шагом он приближается к порталу и погружается в него. Нахаг мгновение смотрит в глаза Юдей, улыбается, и шагает в кхалон.

Охотнице кажется, что портал замечает её. Серебристая поверхность идёт волнами, а сбоку, сразу в нескольких местах, начинают расти серебристые нити, пока ещё прямо, но ей ли не знать, как легко они изгибаются и обвивают руки?

Вдохнув полной грудью, Юдей ныряет в кхалон.

>>>

Изнанка ничего не ждёт.

Она существует параллельно реальности, но, в отличие от неё, не делится на мелкие осколки, потому что не видит в этом смысла. Более того, она точно знает, что раздробленное богатство уже или ещё обитаемых миров — фикция, сотворённая реальностью единственно для того, чтобы отличаться от Изнанки.

Изнанка не утруждает себя условностями. Верх и низ, чёрное и белое, живое и мёртвое — она не делает различий и порождает существ, подчас, настолько могущественных, что осознай они весь свой потенциал, то могли бы побороть непреложный закон невмешательства, вырваться в калейдоскоп реальностей и перекроить их по своему желанию. Не то чтобы Изнанка не задумывалась о такой возможности, когда лепила и вкладывала в пасти и отверстия, похожие на рты, голоса и звуки, а в головы — подобие мозга, но каждый раз она уверяется в том, что неизбежное произойдёт, будет на то её воля или нет. К сожалению, этого не понимала её сестра-близнец, и потому располосовала себя на замкнутые сферы-мирки, содержащие, порой, целые бесконечные вселенные, но едва ли достигающие величавости исходного творения.

Изнанка не бывает обуреваема идеями, и, как следствие, в ней ничего не происходит. Грубо говоря, она даже не пространство, мыслящее или безмозглое, а нечто среднее между человеческой душой и огромной чёрной дырой, расцвеченной, по случаю смерти звезды, белыми и золотыми всполохами.

Изнанка никогда не тревожится, но порой, её тревожат.

Она уже сталкивалась с этим, и по желанию могла бы вновь пережить тот момент, просто сконцентрировавшись на нём, но Изнанка не из тех, кто лелеет прошлое. В её памяти, если это можно так назвать, осталось лишь смутное ощущение, схожее с внезапным зудом в труднодоступном месте: вроде пятки или задней стенки горла. Изнанка не пытается его ликвидировать, а лишь переживает это чувство во всей полноте, и наблюдает, как в одной её части возникает небольшое оконце, сквозь которое проносятся диковинные существа, творец которых угадывается в элегантных, но довольно хрупких сосудах жизни.