Между двух миров
Шрифт:
Закон о запахах немытых тел никто не отменял, наоборот, его расширили, на всех, способных обеспечить себя мылом граждан. Несколько примеров того, что я не шучу и выпорю любого, включая лучшего друга за ослушание, были весьма показательными.
Рисковать никто не хотел, потому что наказание вроде бы и не сильное, но дюже обидное и унизительное. Да ещё и ржать над неудачником потом будут, когда его через весь город к царёвым конюшням протащат. Так что, по крайней мере, в Москве все уже привыкли.
Другое дело, что иногда запахи невозможно скрыть, да и освежиться не всегда удаётся. Но я выдал купленные
Да и к тому же, насколько я помню, мыло варили изготовители свечей, параллельно, так сказать. Я нашёл заброшенную усадьбу недалеко от Москвы, заприметил её ещё в то время, когда возвращался из поездки, приказал узнать её подноготную, слишком уж она заброшенной выглядела.
Оказалось, что так оно и было. Усадьбу у кого-то конфисковал ещё Верховный тайный совет, да так про неё и забыли все. Так что строить ничего не пришлось. Деньги Елизаветы пошли на приведение усадьбы в порядок, а также на закупку ингредиентов, и, мой персональный бзик, устройство лабораторий.
Пока всё это налаживалось, а по моему повелению всех мастеров свечных собрали вместе и предложили поработать на меня. Именно на меня, на Петра Романова, а не на государя-императора.
Я решил понемногу начать отделять личные финансы царской семьи от государственных, но для начала нужно было создать основу, что-то, с чего я буду получать личный доход. И мыльное производство – это была первая ласточка в моей предпринимательской карьере.
Также мне будет принадлежать эта самая экспериментальная мануфактура. Но тут я на большие доходы не рассчитываю, просто мне нужен был этакий полигон для испытаний новинок, которые начали появляться, и не все из них были бесполезны.
Практически не останавливаясь, мы с моей охраной домчались до Лефортовского дворца, который мне уже домом родным стал.
Прямо в холле меня ждал Ушаков, который мерил просторное помещение шагами, хмурясь и практически комкая в руке лист бумаги. Странно, что этот лист лежал не в знаменитой папке, и странность номер два заключалась в том, что всегда невероятно сдержанный Андрей Иванович сейчас был возбуждён вне всякой меры.
– Случилось что, Андрей Иванович? – спросил я его на ходу, стягивая с рук перчатки. – Уж слишком ты на льва в клетке похож. Был бы у тебя хвост, то сек бы им направо и налево, я просто уверен в этом.
Вместо ответа Ушаков протянул мне ту самую бумагу. Заинтригованный выше всякой меры, я подошёл к окну, присел на подоконник и принялся читать. Прочитал, завис на некоторое время, затем зачем-то поскрёб бурое пятно, расползшееся в одном углу письма, и снова прочитал. Преувеличенно аккуратно сложил его и протянул Ушакову.
– Ты уверен, Андрей Иванович, что это правдивое донесение? Не подделка, подкинутая нам, а правда?
– Уверен, государь, Пётр Алексеевич, – Ушаков сжал губы. – Курьер, вёзший его, предпочёл погибнуть, но не отдавать письмо добровольно.
– Миниха ко мне, быстро! И Ласси!
Я отшвырнул перчатки, которые всё ещё держал в руках, даже не потрудившись посмотреть,
Петька голубями был занят, Репнин с Митькой укатили проверять, что там опять Юдин учудил, я пока не разбирался, но по слухам, нечто весьма фривольное и про что можно говорить только стыдливо хихикая, и полушёпотом. И тут вот это. Умеет мне Ушаков сюрпризы преподносить, слов просто нет. Но молодец, потихоньку сеть своих людей по заграницам начал раскидывать. И сразу же такой карась попался.
Миних прибыл быстрее Ласси, который болтался без дела по Москве, откровенно скучая. Его никто никуда не отпускал, а свою проверку он провёл гораздо раньше, чем мы вернулись в первопрестольную.
– Я позвал всех вас, господа, чтобы сообщить принеприятнейшее известие, – вольно процитировав моего классика, я начал пристально осматривать двух моих генералов, которые могут много кому фору дать. – Людям Андрея Ивановича удалось перехватить курьера, который вёз письмо из Курляндии в Польшу, и в котором герцогиня Курляндская интересуется у своего союзника Августа польского, когда они нанесут совместный удар по нашим границам. Как стало известно из этого письма, Анна Иоановна сумела заключить тройной договор с Августом и с Фредриком первым. Из этого договора следует, что в случае её воцарения, Швеции отойдут все земли, которые ей принадлежали до Северной войны, а также то, что Россия поможет этой старой свинье Августу в его борьбе в Лещинским, вопреки договору с французами.
– Как они хотят обосновать нападение? – после довольно продолжительной паузы спросил Миних.
– Как помощь законной наследницы на трон в её борьбе с самозванцем. Что настоящий Пётр второй умер ещё зимой от оспы, а сейчас трон занимает самозванец, – я искренне залюбовался их вытянувшимися мордами. – Да-да, ни больше, ни меньше.
– Да как она посмела… – Ласси вскочил, опрокинув кресло. Оно было тяжеленным, и я искренне удивился, как ему это удалось.
– Сядьте, Пётр Петрович, – холодно произнёс я, а потом с полминуты наблюдал, как он поднимает кресло и как усаживается в него. – Как дела у нашей армии?
– Хотелось бы, чтобы было лучше, но в принципе, неплохо, – осторожно ответил Ласси.
– А почему мы ещё не обсудили, какие нужды армии у нас на первом месте? – я, прищурившись, посмотрел на него.
– Я… – Ласси вытер лоб. В свете последних событий его действия легко можно было расценить как саботаж и предательство.
– Завтра же рано утром у меня в кабинете со всеми проблемами, изложенными на бумаге. Это понятно, Пётр Петрович?
– Конечно, государь, Пётр Алексеевич, – Ласси наклонил голову, и тут в дело вступил Миних.
– А что мы будем предпринимать? Такие пощёчины нельзя оставлять без ответа. Нас соседи уважать перестанут.
– Вот поэтому завтра в Курляндию отправится представитель от моего имени и обратится даже не к Анне Иоановне, а к Биронам и предложит мирно выдать нам подстрекательницу. И если он скажет, что герцогиня Курляндская никакого отношения к Российской империи не имеет, то мы всегда сможем задать вопрос на тему: а какого тогда чёрта, она пытается примерять на себя корону Российской империи?