Между жизнью и смертью
Шрифт:
- « Товарищ Сталин, мы вот из бывшей Юзовки, которая переименована и носит Ваше имя. Поэтому мы просим, чтобы Вы письмо написали юзовским, вернее Сталинским рабочим. Это произвело бы хорошее впечатление на население нашего округа.
- Я не помещик, а рабочие заводов и шахт не мои крепостные.
– Сталин резко ответил ему.
– Ничего писать не буду и не люблю, когда так делают другие…»
Генерал Власик впервые за время рассказа пошевелился. Он отщипнул от красивой грозди виноградинку и с гордостью произнёс:
- Да! Товарищ Сталин такой.
- Товарищ Каганович ко мне тоже очень хорошо
– Мы с ним познакомились буквально в первые дни Февральской революции. Он тоже работал в Юзовке и выступал на первом же митинге, который проводили там, а я на нём присутствовал. Я участвовал в митинге как представитель рабочих депутатов Рутченковских копей на первом совещании в Бахмуте , богатом уездном городе. Потом вторично, через неделю-две, мы собрались в Юзовке, там же был Каганович. Он прибыл от Юзовской организации и довольно активно вёл себя на этих совещаниях. Тогда он носил фамилию Кошерович и вскоре предложил мне переехать в Киев. Проработал я в Киеве весь 1928 год, а мне уже стукнуло 35 лет. Это был последний год, когда я мог ещё думать о поступлении в высшее учебное заведение, а я окончил только рабфак, и меня всё время тянуло получить высшее образование. Поэтому я стал добиваться посылки меня на учёбу, писал в ЦК. Это, собственно говоря, и предрешило мою дальнейшую судьбу как партийного работника. Как позже я узнал, она была предрешена в основном тем, что в Промышленной академии со мной вместе училась Надя Аллилуева, жена Сталина.
Как только Хрущёв назвал имя второй жены руководителя страны, Власик вышел из состояния задумчивой расслабленности.
- Прекрасная была женщина! – оживился он.
– Красивая и добрая…
Никита Сергеевич выразил на широком, народном лице полную поддержку предыдущего высказывания и сказал:
- Так началась моя деятельность партийного работника. Вскоре я был избран в Бауманский районный партийный комитет. Это произошло в январе 1931 года. Посещение домашних обедов у Сталина казалось мне особенно приятным, ведь нас встречала Надежда. Она была принципиальным, партийным человеком и в то же время чуткой и хлебосольной хозяйкой. Я очень сожалел, когда она умерла. Накануне ее кончины проходили октябрьские торжества...
- Точно! – вспомнил воспрянувший духом Власик.
– Шла демонстрация, и мы стояли возле Мавзолея Ленина в группе актива. Аллилуева была рядом с тобой, мы разговаривали втроём. Было прохладно, и Сталин стоял на Мавзолее в короткой шинели. Крючки у него были расстёгнуты и полы распахнулись. Дул ветер, Аллилуева глянула наверх и говорит:
- «Вот мой снова не взял шарф, простудится, и опять будет болеть».
Хозяин комнаты налил полные стопки водки и мужчины выпили, не чокаясь, за память умершей женщины. Хрущёв тихо вымолвил:
- Всё это было очень по-домашнему и никак не вязалось с вросшими в наше сознание представлениями о Сталине, как о великом вожде. Потом кончилась демонстрация, все разошлись праздновать. А на следующий день Каганович собирает секретарей московских райкомов партии и говорит, что скоропостижно скончалась Надежда Сергеевна. Я тогда недоумённо подумал:
- Как же так? Я же с ней только вчера разговаривал. Цветущая, красивая женщина была.
– Искренне пожалел, но быстро смирился.
– Ну, что
Николай Сидорович изменился в лице, но потом махнул рукой.
- Ладно уж! – Он отличался повышенной бдительностью, но под чарочку мог и любил поговорить по душам.
– Думаю тебе можно рассказать, как всё было…
- Интересно бы узнать, так сказать из первых рук! – Заинтересовался Хрущёв.
– Какие же причины побудили Надежду к самоубийству?
Дородный генерал махнул ещё одну рюмочку и неторопливо заговорил:
- После парада, мы как всегда, пошли обедать к Ворошилову. В Кремле у него большая квартира была, ты тоже там обедал несколько раз… Приходил туда узкий круг лиц, в тот раз командующий парадом, по-моему, Корк, принимавший парад нарком Ворошилов, некоторые военные и члены Политбюро, самые близкие к Сталину. Шли туда прямо с Красной площади, тогда демонстрации надолго затягивались. Там гости плотно пообедали, выпили, как полагается и что полагается в таких случаях. Надежды Сергеевны там не было.
Вскоре все разъехались, уехал и Сталин. Уехал, но домой не приехал… Было уже поздно, Аллилуева стала проявлять законное беспокойство.
- Где же муж?
Начала его искать по телефону, прежде всего она позвонила Ворошилову, потом на дачу. Они жили тогда в Зубалово, но не там, где Микоян, а через овраг, ты там не был. Так вот, на звонок ответил недавно принятый дежурный. Надежда Сергеевна с тревогой спросила его:
- «Где товарищ Сталин?"
- "Товарищ Сталин здесь".
- "Кто с ним?"
Тот по-военному чётко отвечает.
- "С ним жена товарища Гусева».
- Утром, когда Сталин приехал домой, его жена уже была мертва. Гусев был видным военным, он тоже присутствовал на обеде у Ворошилова. Когда Сталин уезжал, он взял жену Гусева с собой. Я саму Гусеву никогда не видел, но Микоян говорил, что она очень красивая женщина.
- С некрасивой бы он не поехал! – прокомментировал смущённый Хрущёв.
– А дежурный офицер форменный идиот…
- Черт его знает? – задумчиво ответил Власик.
– Дурак неопытный, что ли этот дежурный? Женщина спросила, а он так прямо и сказал ей.
Никита Сергеевич после рассказа телохранителя вдруг вспомнил, как тогда ходили глухие сплетни, что Сталин сам убил её. Вслух он ничего не произнёс, но подумал, что Сталин пришёл в спальню, где он и обнаружил мёртвую Надежду Сергеевну, не один, а с Ворошиловым.
- Почему это в супружескую спальню нужно входить с посторонним мужчиной? – недоумевал Хрущёв.
– А если человек хочет взять свидетеля, то, значит, он знал, что её уже нет?
Вспомнил, как Сталин, когда он был под хмельком, говорил иной раз:
- Вот я, бывало, запрусь в своей спальне, а она стучит в дверь и в отчаянье кричит.
- Невозможный ты человек, – Надежда Сергеевна была страстной женщиной.
– Жить с тобой нельзя…
Власик неожиданно засмеялся и после его первых слов Никита Сергеевич понял, что они думали об одном:
- Помню, как маленькая Светланка сердилась на отца, то повторяла слова матери, что он невозможный человек. И добавила, топнув ножкой.