МИД, Кремль, кувейтский кризис
Шрифт:
Не удивительно, что в этих условиях развертывавшийся кувейтский кризис не мог не вызывать у депутатов живого интереса, тем более что и отечественная пресса его подстегивала, освещая и интерпретируя события с самых разных политических позиций. Если «Известия», «Труд», «Комсомольская правда», «Новое время» писали о кризисе, как правило, взвешенно, то «Советская Россия» и «Литературная Россия» заняли, можно сказать, стопроцентно проиракскую позицию. Где-то близко к ним нередко стояла и «Красная звезда». Вот и получалось так, что с жалобами на «тенденциозность» советских СМИ в МИД приходил то иракский посол, то кувейтский, а был случай, когда в один и тот же день ко мне явились оба. Приходилось объяснять, что МИД и правительство тут ни при чем, что прессой они не руководят, что времена в этом плане изменились и послам надо исходить из новых реалий.
Следует добавить, что в 1990 году в СССР уже вовсю шел политический накат на Горбачева как по линии внутренней,
Впервые официально кувейтский кризис стал предметом обсуждения в Верховном Совете СССР в конце августа, когда его Комитет по международным делам решил заслушать МИД по этому вопросу. Выступить было поручено мне.
На заседании, состоявшемся 30 августа, помимо членов упомянутого комитета присутствовало и много членов других комитетов Верховного Совета и комиссий его палат, и в помещении, я бы сказал, яблоку негде было упасть. Дело было, конечно, не во мне, а в теме. Я выступал минут 30, и еще больше времени заняли ответы на вопросы. Думаю, депутатов подкупило то, что я говорил без бумажки, не обходил острых углов и, как бы рассуждая вслух, побуждал и их следить за ходом мысли, убеждая в безальтернативности курса, который в создавшихся условиях проводило советское правительство. Были острые вопросы, в основном от военных, в частности генерала армии В.Н. Лобова (их, похоже, больше всего волновало появление американских войск к югу от наших границ, но и положение Ирака было тоже отнюдь не безразлично).
Принятым Комитетом решением я остался доволен. В нем говорилось: «Участники заседания подчеркнули, что позиция СССР с самого начала была высоко моральной и получила полную поддержку советской общественности. Депутаты решительно высказались за политическое урегулирование кризиса и настоятельную необходимость предотвращения военного конфликта, выразили серьезную озабоченность усилением военного присутствия, прежде всего США, в регионе. Члены Комитета рекомендовали правительству СССР рассмотреть вопрос о целесообразности отзыва советских специалистов из Ирака». Последнее положение было очень кстати, так как со стороны ряда ведомств еще ощущалось глухое сопротивление сокращению числа своих представителей в Ираке, хотя тучи там явно продолжали сгущаться. Словом, я мог считать, что мое первое появление перед депутатами сошло удачно.
Совершенно неожиданно оно имело небезынтересные последствия. Слушания по идее были закрытыми, и поэтому обмен мнениями был вполне откровенным и вещи назывались своими именами. Оказалось, однако, что среди присутствовавших находился корреспондент ТАСС, который в тот же вечер выпустил в свет свой отчет, привлекший к себе повышенное внимание многих зарубежных СМИ, в том числе американских. И уже на следующее утро (31 августа) в «Нью-Йорк таймс» появилась статья под заголовком «Советы высказывают свою первую критику американского присутствия в Заливе». В ней говорилось, что после первых двух недель спокойного наблюдения за развертыванием войск США в Саудовской Аравии Москва бросает ему резкий вызов, ставя вопрос, не нацелено ли оно на то, чтобы обзавестись там постоянным плацдармом. «Г-н Белоногов, – сообщала газета, – являющийся одним из основных архитекторов сотрудничества Москвы с Западом в усилиях обратить вспять состоявшийся захват Ираком Кувейта, заявил, что Советский Союз никогда не одобрял развертывание американских войск в Саудовской Аравии». «По сообщению ТАСС, г-н Белоногов заявил: «Наращивание американских войск не может нас радовать ни в краткосрочном плане, так как обстановка становится более взрывоопасной, ни в долгосрочном, поскольку нет гарантий того, что Соединенные Штаты покинут Саудовскую Аравию по окончании кризиса». Вся статья была построена вокруг этих высказываний, а также ссылки на приведенные в тассовском сообщении слова генерала Лобова на тех же слушаниях о том, что сосредоточение десятков тысяч военнослужащих США в зоне Залива меняет общий баланс вооруженных сил и возможно отражает намерения Вашингтона создать военную группировку на южном фланге СССР. Автор статьи расценивал эти наши высказывания как стремление Кремля дистанцироваться от американской политики в регионе.
2, 3 и 4 августа «Нью-Йорк таймс» продолжала публиковать статьи со ссылками на эти же самые высказывания, подчеркивая, что администрации США надо отнестись к ним самым серьезным образом и срочно заняться исправлением ситуации, учитывая критически важное значение для США и судьбы всей антииракской коалиции надежного взаимодействия с Москвой. Сходные материалы с теми же цитатами опубликовали «Вашингтон пост» и ряд других американских изданий.
Я нисколько не жалею, что произошло
Тарик Азиз в Кремле и на Смоленской площади
В августе 1990 года ни с одной другой страной у Москвы не было столь интенсивных контактов по вопросам кувейтского кризиса, как с Соединенными Штатами. Однако они почти целиком велись на уровне дипломатических ведомств, и в американском Белом доме, видимо, почувствовали, что отсутствие живого обмена мнениями с президентом СССР – тем более на фоне активных разговоров Буша с основными лидерами Запада и арабского мира – требует скорейшего исправления. Позже Дж. Буш напишет: «Было много причин увидеться с Горбачевым. Прежде всего это усилило бы наш сигнал Саддаму, что Соединенные Штаты и Советский Союз стоят вместе как скала в оппозиции к вторжению. В этом плане уже встреча сама по себе являла бы крупный шаг вперед… Я также считал важным демонстративно признать, что у Советов есть свои серьезные интересы в Заливе. Они были очень чувствительны к вопросу о потенциальном использовании силы, что делало еще более настоятельным, чтобы разговор с Горбачевым состоялся раньше, а не позже. Меня беспокоило, что может произойти какой-нибудь инцидент, который напряжет наши отношения до того, как у меня будет возможность поговорить с Горбачевым лицом к лицу».1
В конце августа в одном из телефонных разговоров с Э.А. Шеварднадзе Бейкер пробросил идею проведения короткой советско-американской встречи на высшем уровне, которая преимущественно была бы посвящена ситуации в Персидском заливе, а 30 августа в советское посольство в Вашингтоне поступило письмо Джорджа Буша М.С. Горбачеву с предложением провести такую встречу в Хельсинки или Женеве.
Колебаний принимать или не принимать предложение у советской стороны не было, тем более что кувейтский кризис длился уже месяц, а никакой мирной развязки не просматривалось. О встрече, назначенной на 9 сентября в Хельсинки, было объявлено 2 сентября. Это сразу же стало сенсацией, хотя Буш на специально устроенной пресс-конференции постарался несколько охладить ожидания, указывая, что нынешняя позиция Багдада исключает возможность дипломатического прорыва к урегулированию конфликта. Показательно, что один из первых вопросов, заданных журналистами президенту, звучал так: «Г-н президент, мотивируется ли саммит озабоченностью тем, что Советы либо не понимают, либо не согласны с действиями США в зоне Залива, особенно с военным развертыванием, и выразили определенные сомнения?»2 Буш, естественно, не стал тогда в этом признаваться, а, напротив, отмечал широкую степень согласия между США и СССР, подчеркнув вместе с тем наличие ряда вопросов, по которым взаимные консультации были бы полезны.
Перед Москвой сразу же встал вопрос – с чем ехать, и в этой связи возникла потребность получить свежую и возможно более авторитетную информацию о намерениях Багдада. Состаявшаяся недавно поездка туда посла по особым поручениям М.Д. Сытенко в качестве советского спецпредставителя ничего фактически не дала. В Багдаде, где его принял Тарик Азиз, Сытенко выслушал пространную лекцию на тему «исторических прав» Ирака на Кувейт и многочисленные упреки по поводу позиции, которую СССР занял в вопросе об аннексии Кувейта. Ни малейших признаков сдвига Багдада в сторону реализма обнаружить не удалось. Напротив, если судить по нараставшей воинственной публичной риторике, там «закусили удила» и ни о каком добровольном выполнении требований Совета Безопасности не помышляли.
Но не была ли все-таки эта бравада напускной? В преддверии встречи в Хельсинки это было необходимо выяснить. Поэтому и возникла мысль предложить Саддаму Хусейну срочно направить для консультаций в Москву свое доверенное лицо. И такое предложение было направлено. Но еще до того, как наше посольство в Багдаде его передало, Багдад сам обратился с просьбой принять в Москве заместителя премьер-министра, министра иностранных дел Ирака Тарика Азиза. Это было сочтено за добрый знак. Согласие, разумеется, было немедленно дано. Таковы были наши мотивы. Со своей стороны американская пресса дружно расценила новость о визите Азиза в Москву как попытку вбить клин между СССР и США.