МИД, Кремль, кувейтский кризис

Белоногов А. М.

Реакция Буша на эту схему была более чем прохладной, если не сказать явно негативной. Он задал много уточняющих вопросов. Главное, что не устраивало американского президента, – это смещение, по его мнению, фокуса ситуации через подвязывание израильско-палестинской проблемы, что было бы слишком очевидной уступкой Багдаду, тогда как агрессия никоим образом не должна вознаграждаться. Склоняясь к мысли, что С.Хусейн не согласится на восстановление династии Сабахов в Кувейте и предлагаемая Горбачевым схема все равно не сработает, Буш не хотел даже в этом случае ассоциировать себя с идеей ближневосточной конференции, как демонстрацией готовности идти навстречу С. Хусейну, заявляя, что если из агрессии будет извлечена хоть какая-то выгода, то через несколько лет придется вновь столкнуться с такой же проблемой. Михаил Сергеевич, называя войну безумием и высказываясь за инициативный поиск мирного политического выхода из кризиса, настойчиво убеждал Буша дать все-таки Саддаму во избежание худшего какой-нибудь «пряник» (у Буша в его книге говорится о

«морковке» для Саддама – так был переведен смысл предложения Горбачева в соответствии с известной английской идеомой). Президент США столь же решительно отводил все новые и новые доводы Горбачева в пользу «пряника». В конечном счете, почувствовав, что Буша убедить не удастся, Горбачев сказал, что не настаивает, чтобы уже здесь в Хельсинки СССР и США совместно выступили с конкретным планом урегулирования. Он предложил Бушу подумать над высказанными идеями, «погонять варианты». Буша это устроило. Сказав, что надо будет серьезно взвесить услышанные соображения, он заметил, что в любом случае план урегулирования должен исходить ни от двух сверхдержав, а, скорее, от ООН. Горбачев на это заявил, что не важно, кто, что и когда предложил, а важен результат; нужно, чтобы начались поиски решения и, в конце концов, достигнуто согласие относительно приемлемого подхода.

Вот на этой ноте и завершилось обсуждение кувейтского кризиса на утренней встрече президентов. Брент Скоукрофт пишет, что он ее покидал с плохим предчувствием. Позицию Горбачева он расценил как подготовленную «проиракской бюрократией» и предвещавшую перспективу разворота Москвы в сторону сепаратного замирения с Ираком. В пользу этого вывода, по его мнению, свидетельствовали высказывания президента СССР за «спасение лица» Саддама Хусейна, ненападение на Ирак и увязывание кувейтского кризиса с арабо-израильским конфликтом. Такие же впечатления, по словам Скоукрофта, сложились и у самого Буша. Американцы исходили поэтому из того, что послеобеденное заседание сложится непросто.

Опасения, однако, не оправдались. «Утренний Горбачев, защищавший своего иракского клиента, исчез без всякого следа», – утверждает Скоукрофт и делает такое умозаключение: «Ретроспективно мне кажется возможным считать, что Горбачев действовал, исходя из двух вариантов. Если бы ему удалось повести нас за собой формулой, вознаграждавшей Саддама, он выглядел бы героем и дома, и в Ираке. Коль скоро это не удалось, он по крайней мере продемонстрировал своим арабистам, что добросовестно за это боролся. Затем он перешел к своему следующему по выгодности выбору – подписать заявление и выступить на совместной пресс-конференции, демонстрируя, как две сверхдержавы решают мировые дела. Отказаться от этого и кончить встречу разногласиями означало бы не достигнуть ни одной из своих целей».7

Я привел эти высказывания вовсе не в знак согласия с ними (тут явные передержки и упрощения), а как показатель того, как избранная М.С. Горбачевым манера презентации советской позиции была воспринята его партнерами по переговорам. В дальнейшем это наложило определенный отпечаток на отношение Вашингтона к другим акциям президента СССР в связи с кризисом в Персидском заливе.

На послеобеденной встрече президентов, которая, как я уже говорил, проходила в расширенном составе, М.С. Горбачев назвал кувейтский кризис первым тяжелым испытанием советско-американских отношений после «холодной войны», подчеркнул важность того, что СССР и США сотрудничают сами и сплотили мировое сообщество на принципиальных позициях противодействия агрессии, что является очень большим достижением, особенно на фоне 1967 года, когда СССР и США по существу оказались на грани войны. Состоявшуюся беседу с Дж. Бушем Горбачев назвал содержательной и плодотворной. Буш со своей стороны расценил утреннее заседание как «очень хорошее» и подчеркнул, что со всей серьезностью отнесся к пожеланию президента СССР, чтобы трудная ситуация в Персидском заливе была разрешена мирными средствами. Это констатация, полагаю, должна была искренне порадовать Михаила Сергеевича, приложившего много стараний, чтобы уберечь иракский народ от уже нависавшей над ним угрозы военного возмездия.

Утверждение проекта итогового заявления прошло легко. Михаил Сергеевич ограничился лишь несколькими незначительными исправлениями. Американцы их приняли без возражений. На этом рассмотрение кувейтского кризиса было завершено, и обе стороны перешли к обсуждению других вопросов.

Интерес к хельсинкскому саммиту был огромен. Совместное заявление и пресс-конференция М.С. Горбачева и Дж. Буша имели широкий и, как правило, положительный резонанс (но не в Ираке). В целом мировая общественность справедливо увидела в итогах саммита демонстрацию солидарности двух сверхдержав в том, что касается необходимости восстановить независимость Кувейта, хотя американская пресса много писала и о расхождениях между Москвой и Вашингтоном по поводу использования силы. Вот характерные заголовки газет за 10 сентября 1990 года: «Плечом к плечу, но военный аспект все еще препятствие» («Вашингтон пост»), «Мы едины, но до определенного предела» («Ю Эс Эй Тудэй»), «Советский Союз: политику нельзя купить» («Ньюсдэй»).

Послесловие к саммиту

По возвращении в Москву и изучении относящихся к переговорам материалов мы сразу же занялись работой по закреплению итогов саммита. Послам СССР в арабских странах и странах, проявляющих особый интерес к ситуации в Персидском заливе, пошло поручение

проинформировать соответствующие правительства о результатах и наших оценках этого неординарного международного события. Пошло такое поручение и нашему послу в Багдаде. Со своей стороны я провел на эту тему беседу с послом Ирака. В ней я выделил следующие моменты. В первую очередь, говорил я послу, нашу озабоченность вызывает продолжающаяся концентрация вооруженных сил в Персидском заливе и опасность перерастания этого процесса в вооруженный конфликт, к чему Советский Союз абсолютно не стремится. Поэтому во главу угла переговоров с Дж. Бушем мы поставили вопрос о методах реализации резолюции 660 СБ ООН, которых, как известно, два: политический и военный. Следовательно, самым важным результатом встречи – и это видно из совместного заявления – можно считать то, что возобладало принципиальное понимание предпочтительности мирного урегулирования кризиса. Подобная констатация открывает возможности для дальнейшего поиска приемлемого политического решения.

Во-вторых, достигнуто взаимопонимание о том, что после разблокирования кризисной ситуации американские войска уйдут из района Персидского залива. Это, как мы понимаем, имеет важное значение для стран региона, включая Ирак, да и для СССР, который также не заинтересован в постоянном американском военном присутствии в этом регионе.

В-третьих, стороны договорились сообща приступить к разрешению других ближневосточных конфликтов сразу же, как только будет урегулирован кризис в Персидском заливе. Это, по нашему мнению, отвечает и позиции иракского руководства в свете инициативы С. Хусейна от 12 августа. Поэтому нам бы хотелось, чтобы Багдад всесторонне и серьезно изучил результаты встречи в Хельсинки и не спешил с выражением своей официальной реакции, особенно негативной. По нашему убеждению, если Ирак отвергнет советско-американское заявление, это сыграет на руку тем кругам США, которые выступают за силовое решение проблемы.

Сразу же после Хельсинки в связи с запросами народных депутатов М.С. Горбачев поручил Э.А. Шеварднадзе доложить Верховному Совету СССР о развитии кризиса в зоне Персидского залива, действиях Советского Союза в этой ситуации и итогах встречи в Хельсинки. Выступление министра, состоявшееся 11 сентября, было обстоятельным, четким и информативным. Таким оно и было задумано, учитывая, что это было первое изложение в парламенте руководителем МИДа кризисной ситуации с момента ее возникновения. Поскольку оно было опубликовано, коснусь лишь пары моментов. О встрече в Хельсинки министр сказал, что на ней были расхождения во взглядах и оценках, были и кое в чем остаются, но в главном – и это принципиально важно – Советский Союз и США пришли к единому выводу: с агрессией Ирака мириться нельзя, СССР и США будут занимать общую позицию против этой агрессии, Ирак должнен безоговорочно уйти из Кувейта, дать возможность восстановить там законное правительство и освободить всех заложников. Министр также особо выделил достижение согласия СССР и США в отношении предпочтительности мирного урегулирования кризиса.

Говоря о взаимоотношениях с Ираком, Э.А. Шеварднадзе не затушевывал возникшие трудности с эвакуацией советских специалистов: им задерживается выдача иракских выездных виз, были проблемы с обеспечением продовольствием. Мы должным образом реагировали на это, сказал министр, добивались решения данных вопросов. Нами получены заверения в том, что иракская сторона не будет чинить препятствий отъезду желающих советских граждан, и мы будем настаивать на том, чтобы реальные действия иракских властей соответствовали их обещаниям (используя парламентскую трибуну для постановки вопроса об эвакуации советских граждан из Ирака, мы хотели тем самым дать Багдаду сигнал о серьезности, с которой Москва относится к этой проблеме, к судьбам наших людей в Ираке).

Речь министра, его ответы на вопросы депутатов были в целом хорошо восприняты парламентариями. Верховный Совет СССР специальным постановлением выразил поддержку позиции советского государственного руководства перед лицом агрессии Ирака против Кувейта и одобрил хельсинкское совместное заявление СССР и США. Он также одобрил меры по эвакуации граждан СССР из зоны конфликта.

В свою очередь М.С. Горбачев на заседании Политбюро ЦК КПСС проинформировал коллег по партийному руководству о ситуации вокруг кувейтского кризиса и итогах советско-американского саммита. Я присутствовал на этом заседании. Мне показалось, что Михаил Сергеевич, делясь своими впечатлениями от разговора с Бушем, довольно своеобразно его интерпретировал, сказав, что Буш «был растерян» и «приехал ни с чем», но что «к концу переговоров ситуация трансформировалась» (цитирую по своей записи). Как раз Буш, как видно из того, что он излагал Горбачеву, имел четкое видение перспективы, вплоть до ограничений, которые будут потом наложены на Ирак для гарантии от повторения агрессии. Другое дело, что сценарий Буша, как предполагавший применение силы в случае, если Багдад не уйдет из Кувейта, не мог вызывать к себе сочувствия президента СССР, что было вполне естественно. И было очень важно, на мой взгляд, что в Хельсинки на американского президента был оказан сильный нажим в пользу терпения и сдержанности, что, безусловно, сыграло свою роль в оттягивании военной развязки. К большому сожалению, Багдад не использовал этот резерв времени для принятия правильного решения. Я уже не говорю о значении проделанной в Хельсинки работы со стороны советской делегации в пользу перехода к урегулированию арабо-израильского конфликта после преодоления кувейтского кризиса.