Милицейская сага
Шрифт:
– А вопрос у нас все тот же лаконичный - откуда и кем завозились левые товары, которыми Лавейкина периодически торговала и которыми набита ее подсобка?
– Отвечаю столь же лаконично: понятия не имею, - Садовая заметила, что и Тальвинский, и - исподтишка - Мороз то и дело поглядывают на скрешенные женские ноги, и тонко усмехнулась.
– И если бы это даже было не так, вы, Тальвинский, последний человек, с кем я бы поделилась информацией. Это понятно?
– Понятнее не бывает. Но и вам в таком случае следует понять: нам известно, что вы владеете информацией, кем и при каких обстоятельствах составлялись фиктивные
– Похоже, меня пытаются шантажировать. Это и есть два-три формальных вопроса?
– она даже не удостоила Виталия презрительного взгляда.
– Вот что, Тальвинский, плевала я на вас и на ваши намеки. У нас с мужем доверительные отношения. И скрывать мне от него нечего. Да и не вам мне нотации читать. Или тоже моралистом стали?
– Только если для пользы дела.
– Оно и видно. Господи! И в это мурло я пацанкой была влюблена. Никак, гляжу, не успокоишься! Лучше слюну оботри. Глаза-то вон как бегают. Так бы и разложил прямо здесь. Только ни-ког-да! Хоть ты переблюйся от злости. Понял?!
– Понял. И не возражаю, - подтвердил Тальвинский. Бас его потяжелел.
– Наверное, я жутко старомодный, но в числе моих немногих принципов - не входить в половой контакт с венерическими больными!
Даже готовый к подвоху Мороз поразился, как отхлынула разом кровь от раскрасневшегося женского личика, как забегал по губам язычок, бессмысленно слизывая неналоженную помаду.
– Откуда вестишки?
– пробормотал он, ошеломленный не менее самой Садовой.
– Из диспансера, вестимо. Все-таки в религии есть своя мудрость. Сказано ведь - женщина скудель зла. И - в точку. Кто бы мог подумать, что очаровательная наша и изысканнейшая Марина Всеволодовна - переносчик сифилиса. А говорите, нет предмета для мужа. Так как?
Садовая затравленно скосилась на Мороза. Но тот молчал, раздавленный, - Снегурочка оказалась заурядной сифилитичкой.
– Ну и сволочи же вы оба! Гаденькие сволочи. Только и умеете, что грязь собирать. Так вот запомните. И ты в первую очередь, - почему-то потребовала она от Виталия.
– Болела я или не болела, это касается меня и моего мужа. А с ним мы без вас разберемся. Во-первых, потому что он знает. И, во-вторых, потому что вас это не касается.
– А вот тут-то вы и ошибаетесь!
– раздосадованный незавидной ролью, какую он вынужден был играть, рявкнул Тальвинский.
– Мне глубоко плевать, что обо мне думает каждая ..., но если мы не договоримся, - он выдержал зловещую паузу, - то вы, гражданка Садовая, будете привлечены к уголовной ответственности по статье сто пятнадцать прим - за уклонение от лечения венерического заболевания.
– Неправда! Я полностью вылечилась. Еще полгода назад! Можете проверить!
– Проверял, - охолонил ее Тальвинский.
– Вы, уважаемая, бросили лечение, не пройдя провокацию. И вендиспансер направил нам материалы для возбуждения уголовного дела.
– Я прошла весь курс! - Вскочив с места, Садовая яростно затопала об пол каблуком. Она была близка к истерике.
– Я совершенно здорова. Совершенно!
– Может, в медицинском смысле вы и здоровы. А в юридическом смысле больны уголовной статьей. И сажать
– Господи! Что же это?
– обессиленная, она нащупала стул.
– А то, что вы сейчас расскажете все, что знаете. Если, конечно, за решетку не торопитесь, - стараясь выглядеть твердым, отчеканил Тальвинский, с видимым усилием выдерживавший неблаговидную свою роль перед доведенной им до отчаяния женщиной.
– В конце концов, Мариночка, что от вас требуется? Всего лишь сказать правду о расхитителях. Ведь, знаем, вы-то не из их числа. Так и скажите. Ну!
Мороз изо всех сил делал вид, что роется в бумагах. Было невыносимо смотреть на сгорбившуюся, уставившуюся потухшим взглядом в пол женщину, до того наполненную гордым пленительным кокетством.
Плечи Садовой задрожали. Она плакала.
– У нас мало времени, - напомнил, стараясь не смотреть на нее, Тальвинский.
– Пишите, - не поднимая головы, произнесла Садовая, и от сдавленного, задыхающегося ее голоса у Виталия самого перехватило горло.
– Да пишите же!
– требовательно повторила она. Тальвинский быстро подхватил ручку и лист бумаги.
– Готов!
– сдерживая азарт, сообщил он.
– Тогда абзац первый. Я, Садовая Марина Всеволодовна, в девичестве - Найденова, венерическая больная, сообщаю, что следователь Тальвинский, - она набрала воздуха, вскинула распухшее от слез лицо и изо всех сил закричала: - Подонок! Подонок!
Посмотрела на ошеломленных милиционеров:
– Больше по существу заданных вопросов показать ничего не могу. А теперь сажайте, твари!
– Шутить, стало быть! - Тальвинский отшвырнул ручку, грозно поднялся.
– Прекрати, - услышал он.
– Ты это мне?
– не поверив, обернулся Андрей к Морозу.
– Вам, товарищ майор! Тальвинский, сдерживаясь, перевел дыхание:
– В таком случае тебе здесь делать вообще нечего. Немедленно марш в изолятор к Меденникову!
Мороз упрямо сжал губы, повернулся к Садовой:
– Вы вот что, выйдите пока. Не дожидаясь повторного указания, Садовая, обхватив руками лицо, выбежала в коридор.
– И что сие означает?!
– прогремел Тальвинский.
– Андрей Иванович!
– Я спрашиваю, лейтенант, что это означает?
– Она - женщина.
– Как не заметить! Думаешь, не вижу, как она глазками в тебя постреливала? А ты уж и поплыл. Бабы - это нормально. Но прежде всего для нас - интересы дела. Не забывай: мы - следаки.
– Мы - офицеры! И не можем опускаться ниже городской канализации!.. Я точно не смогу.
– Под изучающим взглядом Тальвинского он потупился.
– Даже так?
– Андрей, готовый взорваться, разглядел что-то, что удержало его.
– Допустим, я тоже об этом иногда вспоминаю. И что отсюда вытекает? Полагаешь, что мне комфортно стращать смазливую женщину? Но Садовая - последний, единственный шанс выйти на Слободяна и всю эту шоблу! И выбор на самом деле прост: либо дожмем ее, либо - закроем к чертовой матери дело и разбежимся пивка попить. Зато все из себя при офицерской чести. Так что?
– Андрей Иванович, я тебя очень уважаю и хочу уважать дальше. И дело раскрыть хочу...