Милицейская сага

Данилюк Семён псевдонимом

– Да что рыло? Я ведь при обыске сначала ничего не нашел, - скорбно признался Лисицкий.

– Ну?!

– Все обыскал. Сейфик еще оставался, махонький такой. Он, технолог этот, у них за секретаря партбюро.

– Ах ты, сука!
– Рябоконевская голова мелко затряслась, словно в ней началось землетрясение, и вздувшийся рубец задергался на запылавшем лице.

– Ты знаешь, что этот полудурок сделал? Сам себе подписал приказ на увольнение, - снизошел он до Мороза. И, обозлившись на младенческую его непонятливость, заорал:

– Вскрыть партийную

кассу без санкции райкома, без его представителя! Может, там еще и ведомости платежные были? Или... что, взносы?!

Лисицкий благоразумно смолчал.

– Ты идиот, - отбросив сомнения, констатировал Рябоконь.
– Ты свихивался и - свихнулся. Погоди! Они, если не полные дундуки, еще обвинят, что ты кассу партийную под шумок подчистил.

– А что собственно Коле делать оставалось?
– Морозу надоела собственная непонятливость.
– Если спрятали туда, их проблемы.

Не в добрый час встрял он.

– А то, что тихари вроде тебя до пенсии досидят - ни себе, ни людям! А этот вот опер от бога завтра на гражданке на сто рэ куковать будет. Потому что лезет как на амбразуру.

– Заткни фонтан, Серега, - устало остановил поток ругани Лисицкий.
– И не кидайся на парня. Он со временем нас обоих стоить будет. Да и вообще - надоело по команде "фас" работать.

Он прислушался к шуму на улице - кто-то продирался через потайную калитку.

– Чего паникуешь? На хищение-то вышли. Богун нам сейчас полную раскладку даст. За выходные проведем обыска. Кого надо, Тальвинский в клетку покидает. В понедельник КРУ ( сноска -"контрольно-ревизионное управление") начнет инвентаризацию по складам - уж нам-то с тобой Никандрыч не откажет. И никуда от нас в этот раз мадам Панина и иже с нею не денутся. А там, может, и по убийству Котовцева концы всплывут. Так, Виташа?

Он подмигнул Морозу. И тот закивал в ответ, окончательно влюбленный в это море решимости и обаяния. Таким, хоть и на свой лад, был и Тальвинский. Меж этими людьми он чувствовал себя на месте.

– Наивняк! Твою мать! Столько лет в ментовке - и такой наивняк!
– поразился Рябоконь.

– В чем дело?
– обеспокоился Лисицкий.

– А в том, что дело у Тальвинского отобрали. В том, что через полчаса после твоего отъезда сюда позвонили из управы и дали команду склад сегодня же распечатать, а все материалы - на стол руководству. Потому как уже обком подключился. И сама Панина, надо думать, с минуты на минуту будет здесь - вызволять Богуна. А вот не она ли, кстати?

Голоса во дворе стали более явственны, и среди них действительно прорезался знакомый хрипловатый тенор.

– Чего ж молчал-то?!
– Лисицкий опрометью рванул в оставленный кабинет.

Увы, Богун сидел в той же позе над тремя разбросанными листами бумаги, на одном из которых значилось: "Хочу чистосердечно признаться...", на другом - "Уважаемые товарищи! Я, Богун Аристарх Леонидович, готов рассказать о фактах с моей стороны". Слово "моей" было зачеркнуто и вновь надписано сверху. На третьем листе было узорчато,

со старанием выведено "Явка с повинной". Рядом красовалась дважды обведенная виньетка.

– Что это?!

– Да не знаю я как писать, - Богун тоже прислушивался к усиливающимся голосам за окном.
– Вот думаю, с чего начать положено. Может, продиктуете?

– Пиши, дефективный, - Лисицкий в отчаянии от совершенного промаха придавил пальцем листок со словами "Явка с повинной".
– По наущению директора КБО Паниной с целью создания излишков я... Ну?!

– Щас, щас, - засуетился Богун.
– Вот в туалет бы.

– На параше сходишь. Пиши, ублюдок!

Поздно: входную дверь распахнули.

– Где Лисицкий?
– с порога потребовала Панина.
– Чего он от меня, как девица от члена бегает?

И тут же, увидев обоих через приоткрытую дверь, стремительно пересекла "предбанник".

Нагнувшийся над закаменевшим Богуном Лисицкий безнадежно распрямился - явка с повинной не состоялась.

– А! И этот здесь, - Панина мгновенно оценила ситуацию.
– Ну что, злодей Николай Петрович? Не заставил еще моего дурачка себя оболгать? А то ведь я тебя знаю: пыточные клещи небось всегда наготове.

– Ты своих так муштруешь, что они тебя больше любых пыток боятся, - огрызнулся Лисицкий.

– Я им ничего не подписал, - гордо доложил возрождающийся к жизни Аристарх Богун.

Лисицкий злорадно расхохотался.

– Я ж говорю - дурачок, - зыркнула на кладовщика Панина.
– Ступай в машину - склад открывать надо. Расселся тут!

– Так я чего?
– Богун неуверенно приподнялся над стулом. Ровно настолько, чтоб не рассердить невзначай Лисицкого.

– Пошел вон, - мрачно подтвердил приказание оперуполномоченный.

– С кем приходится работать, - ужаснулась Панина, брезгливо пнув под зад прошмыгнувшего мимо завскладом.

– Хочешь, чтоб посочувствовал? Или еще какие проблемы?

– А как же? Мне собственно и ты нужен: склад открывать.

На этот раз не сдержался Мороз:

– А бумаги туалетной вам подать не надо?

Пренебрежительно выдержал недобрый взгляд.

– Да в самом-то деле, Маргарита Ильинична, - Лисицкий отвлек ее от молодого опера.
– Чего теперь ногами топтать? Сами откроете - невелика хитрость.

– Велика - не велика. А откроешь! Ты опечатал, вот и изволь ...

– А хуху не хохо?!

– Поезжай, Николай Петрович, не спорь с красивой женщиной, - неожиданно вступился за Панину подзабытый в сторонке Рябоконь.

Лисицкий напрягся.

– А, Сергей Васильевич! Извини, пролетела, не поздоровалась.

– Бывает, - необидчиво простил Рябоконь.

– Поезжай, поезжай, - настойчиво повторил он.
– Заодно и проветришься. Проигрывать в нашей профессии тоже надо уметь.

– Вот это слова не мальчика, - Панина признательно склонила голову.
– Я ведь тоже понимаю: работа у вас такая... охотничья. Ну, не в этот раз, так в следующий кого-нибудь затравите. Помельче. Последствий, обещаю, не будет.