Милицейская сага
Шрифт:
Андрей перехватил поднос у вошедшей официантки.
– Ну, по водочке?
– А мне сотняшку "Камю"!
– послышалось сзади. В кабинетик ворвался шум зала, и из скрытой двери вошла Панина.
Не только раскрасневшееся лицо, но и резкие движения, и прибавившаяся хрипотца, - все свидетельствовало, что к своему недавнему намерению: подбросить веселья, - отнеслась она вполне добросовестно.
– Что тоскуете, добры молодцы?
– незримым движением она отослала официантку, склонилась над сидящими, обхватив обоих за плечи.
– Эх, мальчишки! Какая жизнь великолепная начинается. Только - лови удачу! И - дыши полной грудью. А вы тут
– Пойдешь тут, пожалуй, - припомнив несостоявшуюся аттестацию, Тальвинский с ожесточением сокрушил цыплячье крылышко.
– Пойдешь, пойдешь, - Панина, не отрываясь, смотрела, как дробятся нежные косточки под натиском крепких, как морские камушки, зубов.
– Откуда сведения?
– чуткий Тальвинский перестал жевать.
– Знаю.
Панина помолчала, позволив вернувшейся официантке налить коньяку, одобрительно пригубила, заметила, как та, оправляя стол, будто случайно придвинула блюдо с севрюгой к Чекину.
– Во дают! Уже и девку обольстили. Свободна! Ну, за встречу, за знакомство и - за содружество родов войск.
Эффектно, по гусарски отставив локоток, опрокинула в себя рюмку. Какое-то мгновение сидела, собрав нос, губы, щеки в жуткую, но обворожительную гримасу. Тальвинский подумал, сколько ж надо времени репетировать у зеркала, чтоб так дерзко искажать немолодое лицо.
Обмахивая рот салфеткой, Панина потянулась к блюду с нарезанными апельсинами.
– Ты чего-то насчет горы говорила?
– небрежно напомнил Андрей.
– Горы? Какой горы?
– казалось, она и забыла об обнадеживающем намеке. А может, и не намекала? Чудиться стало. Тальвинский остервенело ухватился за бутылку.
– Ах, горы! Недавно на сессии облсовета с вашим генералом сидели. Живой старикан. Игрун. Заговорила чего-то о тебе. Так, представь, хорошо помнит. Жаловался, что ты из него вволю кровушки попил. Я уж по старой дружбе расхвалила. Теперь вижу - сверх меры.
– Кланяйся, дурень, - нетвердой рукой подтолкнул приятеля Чекин. Маленькие его глазки после выпитого слегка заматовели. - Благодари благодетельницу. И - к плечику не забудь приложиться.
– Да катись ты! Я-то думал и впрямь дело. А таких разговоров наслушался!
– Засиделся ты, Андрюшенька. Проблемы роста: штаны трещат, а новых не дают, -будто ненароком Панина провела пальчиком вдоль упругого мужского бедра.
– Слушай, только вот насчет этих пьяных утешений...
– А с чего ты взял, что я тебя утешаю? Я, Андрюшенька, человек деловой и неудачников на дух не перевариваю. От них в жизни одни проколы. Но - полагаю, что у каждого человека есть свой, так сказать, потолок. И если хороший человек в росте задерживается, так не в тягость и подсадить.
– Глядишь, и тебе потом ручку подаст, - закончил мысль Чекин. Как с ним порой случалось, при виде источающей самодовольство "властительницы жизни" внутри что-то стало колом и не давало безмятежно расслабиться - Нужна мне ваша рука, как же.
– Панина в свою очередь недоумевающе всмотрилась в язвящего беспричинно начальника следствия. - Эх, пацаны, - опершись о подставленный бицепс Тальвинского, твердость которого мимоходом успела оценить, она обошла сидящих сзади и, оказавшись над ними, утопила пальцы в их волосах, слегка развернув к себе головы.
– Жизнь наполовину прожита, а все
– Ишь ты, не нравится. Чего зыркаешь? Думаешь, тебя или дружка твоего незадачливого испугаюсь? Да оба вы для меня...
– Панина поискала вокруг глазами. Не найдя ничего подходящего, плюнула на пол, попала на собственную туфельку и, ни мало не смутившись, энергично растерла плевок скатертью.
– Завтра-послезавтра предом горисполкома стану. Пальцем шевельну и - вас сдует.
– Не зарекалась бы. Никогда не знаешь, где упадешь, - юмор Тальвинского сделался натужным.
– А упаду, не вам меня топтать, - не испугалась она.
– Доберманы! Что вообще пользы от вас?
– Очевидно, польза как раз от вас, - догадался Чекин.
– Именно что. И потому вы, хотите не хотите, станете помогать мне. Так-то. А вы как хотели?
– А я бы хотел пересажать вас всех, сволочей!
– как-то незаметно опьяневший Чекин - и, вопреки обыкновению, зло опьяневший, - отбросил руку Тальвинского, рванул душный ворот.
– Вцепились в глотку, ворье! Да вас, если не задавить сейчас, всю страну загадите. И я верю! Слышите? Верю! Что развяжут нам скоро руки! И - пометем вас с песнями.
Андрей, оцепеневший поначалу от внезапного срыва выдержанного обычно начальника следствия, к концу монолога безнадежно махнул рукой и налил водки.
– Ну, похоже, спевки не получилось. Предлагаю отвальную.
Но Панина, скорее изумленная, чем напуганная неожиданной вспышкой ярости, подошла к замолкшему Чекину и - с силой обхватила его лицо ладонями.
– Милый ты мой мальчик! Дон Кихотик! Какой же ты Дон Кихотик. Вот уж не подумала бы. Как же живешь такой? Оглянись! Кто ж это "мы"? Да твои "мы" - это я. И не тебе, а мне руки развяжут. Уже развязали! И чем быстрей вы это поймете, тем скорей к новой жизни приспособитесь. А уж кто не приспособится - за борт! И вся недолга. В вашем возрасте, деточки, пора научиться работать не только головкой, но и головой. Ну, за тех, кто вершит эту жизнь! Она залихватски хватила рюмку, скукожилась чрезвычайно обаятельно, так что у Андрея заныло в паху, и вновь превратилась в "заводную" Панину, какой была перед тем.
– Кстати, насчет головки! Мужики вы или нет? Чей первый танец?
Положила локоток на подставленную руку Тальвинского:
– А вы, радетель за отчизну?
– Приболел.
– Так, может, микстурки? Андрюш, - она подтолкнула Тальвинского.
– Он какую микстурку предпочитает: худенькую или пополнее?
Андрей хохотнул. И оба вышли в зал, шум в котором при их появлении разом возрос: отдыхающие приветствовали свою королеву.
Кончился один танец, другой, а Тальвинский все не возвращался. Несколько раз бархатистый его хохот докатывался до кабинетика. Чекин собрался уходить.
– Что не танцуете?
– удивилась вошедшая официантка.
– Не вытанцовывается что-то. Старый, должно, стал.
– Тоже мне старый. Вы б видели, какие здесь бывают: жир трясется, песок сыпется. А ему, козлу, ламбаду подавай.
Похоже, от этих самых "козлов" она изрядно натерпелась.
– Не нравится?
– А чего хорошего? Липнут кто ни попадя.
– Так уходи.
– Куда?! К станку, что ли? Нет уж, я свое перетерплю. Хозяйка вон собирается через год на родину в Азербайджан уехать. Так, может, на ее место пробьюсь. Меня через этот кабинетик многие узнали. Вот и Маргарита Ильинична обещает поспособствовать.