Милицейская сага
Шрифт:
– Да ну, - Лавейкина отшатнулась от интимно склонившегося к ней следователя.
– Окститесь, Андрей Иванович!
– И, главное, кто торговал. Подсказать вам восточное имя?
– Да что ж это такое-то? Опять оговорили! И когда только муки мои кончатся? Обещали ж под суд. Чего заново-то? Господи! Но ведь вся ж до донышка перед вами!
– она набрала было воздуха, но, усовестившись, а скорее, утомившись выступать всякий раз в одной тональности, без выражения закончила:
– В общем, не знаю я ничего. Накладную, если и была у кого, подделали.
–
– Ну, не знаю! Хоть сажайте...
– еще не договорив, Лавейкина испугалась сказанного и даже сделала движение губами, будто пыталась вылетевшие слова всосать обратно.
– Не мучьте вы меня! - пролепетала она.
– Грех вам. Ведь взаправду больная. Умру, на совести будет. Нельзя мне говорить. Если что - конец. Не простят. Ну, вы уж сами, а? Без меня как-нибудь. Вон ведь сколько узнали.
– Вам бы, Лавейкина, на сцену. Такой талант по подсобкам истаскался. Сейчас мы с вами сыграем в игру. Я сам расскажу вам, с кем и каким образом вы воровали.
– Да Андрей же Иванович!
– Тихо. Вы молча выслушаете и в конце скажете одно из двух коротких слов: "да" - и тогда мы продолжим дружескую беседу, или "нет" - и тогда отсюда вы поедете прямиком в ИВС. И пусть мне потом прокурор попробует не дать санкцию на ваш арест.
Лавейкина сникла. Она и без того видела: следователь "встал на след".
– Итак, излишки, вскрытые у вас при инвентаризации, и товары, продававшиеся до того в Знаменском по вашей фиктивной накладной...
– Не подписывала ничего!
– Суть - из одного источника. Полагаю, и то, и другое было не первой партией, а частью общего, установившегося потока. Поток этот под вашей "крышей" реализовывал на "развалах"... некий кооператив. Назовем его "Ветеран" или, чтоб красивше, - "Пан спортсмен".
Тальвинский с удовлетворением заметил, как безвольно обмякла обвиняемая.
– Вижу - словцо знакомое. Потом, естественно, накладные уничтожались, а вырученные деньги делились меж организаторами акции. Возникает вопрос, почему пресловутый этот кооператив не мог торговать от собственного имени. Так?... А все просто: на кооператив оформлялись товары списанные, то есть утиль. И если б он вздумал торговать от своего имени дефицитом и его на этом бы "прихватили", то вскрылась бы вся цепочка. Поэтому сбывали через бездонную яму - а что бездонней огромного горпромторга? Но вот незадача. Как-то произошла накладка: при попытке очередной фиктивной уценки в организации, где из сырья изготавливают изделия, некий бдительный главбух поднял хай и продукцию пришлось срочно вывести на нейтральную территорию. В запарке же ничего умней не придумали, как сгрузить их к вам в подсобку. Кто ж мог подумать, что на другой день магазин прикроют? Пока так?
Он нахмурился, вновь не дождавшись очевидного ответа.
– А общались вы, надо думать, непосредственно
Голова, не поднимаясь, утвердительно кивнула.
– Кто давал указание подписывать накладные? Кто дал указание принять в магазин товар? Ну?!
Лавейкина подрагивала непрестанно, но молчала.
– Для справки: как раз сейчас опечатываются склады Центрального КБО. И прежде всего - Первый склад. То есть склад Богуна. Как вы думаете, срастется у нас дебит с кредитом? И кто из вас двоих меньше получит? Я так полагаю: тот, кто успеет первым дать показания... В последний раз повторяю вопросительный вопрос: по чьему указанию?..
– Слободян.
– То есть лично директор Горпромторга Слободян? Или через посредников?
– Сам.
– Ну, что ж, - Андрей чуть откинулся на стуле: свершилось. Достал свежий бланк протокола допроса обвиняемого, вставил в машинку: - А теперь, благословясь, начнем по порядку.
Прошло полтора часа.
...
– Ну что, Таисия Павловна, грустно все это, конечно. Зато - душу облегчили. Может, в первый раз в жизни, - Тальвинский выдернул из каретки последний лист протокола, протянул сгорбившейся Лавейкиной.
– Кончилась Таисия Павловна.
– Да полно себя хоронить, - равнодушно подбодрил следователь.
– Человек вы, извините за бестактность, пожилой. В болезнях, как в орденах. А, учитывая ваши связи, глядишь, и минимальным сроком отделаетесь.
– И связи кончились, - Лавейкина, не читая, механически подписывала подкладываемые листы.
– В конце "С моих слов записано верно и ..."
– Да написала уж. Изучила вашу канцелярию.
Поставила последнюю подпись:
– Вот они теперь где, связи мои бывшие.
– Что так убиваться?
– победившему следователю хотелось быть великодушным.
– Не в первый раз.
– Так - в первый. Меня оттого и вытаскивали, что никого за собой не тянула.
– Вы и в этот раз геройски держались. Нервы мне от души потрепали. Если б мы сами на Богуна не вышли, в жизни бы от вас ничего не добились.
Лавейкина с виноватым видом промолчала.
– А хотите, справку дам?
– Тальвинский развеселился.
– "Дана гражданке Лавейкиной Т.П., что на следствии держалась героически и сдалась лишь под тяжестью неопровержимых улик". Какова идейка, а? А то ведь в вашей конторе без такой справки и впрямь...
Он осекся. Женщина напротив устало разглядывала его незнакомым, прямым взглядом.
– Да что вы о нашей работе-то знаете?
– Достаточно. За десять лет насмотрелся.
– Может, и насмотрелись. Только ничего не разглядели.
Она говорила просто, без злобы, но и без привычного заискивания. Казалось, теперь, когда все, что от нее требовали, было сказано и зафиксировано, она освободилась и от вечного, давящего страха.
– Знание мое и впрямь несколько однобокое - в клетке за растраты не сидел. Что так разглядываете?