Министр любви [сборник рассказов]
Шрифт:
Придет время — и каждый третий шейх окажется евреем. Я уже тебе придумал имя — Амир Хусейни. Ну, все двери откроются перед тобой! Почему ты не хочешь стать выдающимся арабским скрипачом? Величайшим еврейским тебе уже не стать!
— Отстань, — попросил Ари.
— Правильно, что я бил тебя скрипкой по башке! Я так хотел играть, я хотел песни, я плакал, а смычком водил ты. Я так хотел песни… — Семка замолчал. — Я сейчас тебе скажу одну вещь, никому не рассказывай, что
В прокуренном бирштобе Ари печально смотрел на стареющего араба.
— Когда у человека забираешь песню, — сказал Абу — Мусса, — он начинает продавать дома, которых нет…
— Скажите мне, любитель свинины, — спросил Ари, — вы бы хотели просить деньги у какого-нибудь Абу — Муссы?
— Что деньги? — протянул Семка, — у кого мне попросить красоты?
Какой спонсор даст мне гармонию… Я хочу песни…
Он напился в тот вечер, Абу — Мусса, он плакал над убитой скрипкой.
— Но зато, я сейчас могу помочь своему другу, — сказал он, — я устрою тебе небывалый концерт.
— У меня уже были небывалые, — ответил Ари, — я великий музыкант.
Я стоял на лучших сценах мира. Нет народа, который бы не аплодировал мне.
— Спонсоры тоже люди, — произнес Абу — Мусса, — им тоже нравятся огни рампы и овации народов. Только они выбивают аплодисменты не скрипкой, а кошельком. Имя мое украсит афиши и программки, и после концерта я поднимусь на сцену и буду кланяться в свете прожекторов.
— Не один, — заметил Ари, — кланяться будут также Бирштейн и Ди Фраго.
— Хорошо, кланяться будут трое. Маэстро не должен забывать, что благотворительство прежде всего должно помогать благотворителям…
Вскоре «трио» встретилось для обсуждения финансовых проблем. Абу — Мусса требовал от Бирштейна и Ди Фраго увеличения пая.
Бирштейн был возмущен.
— На каком основании? — шумел он, — Я даю деньги только больным Паркинсоном, а скрипач до сих пор не заболел!
Ди Фраго держался, как и подобает аристократу.
— Сыну ислама следовало бы вести себя покорректней, — говорил он, — не устраивайте нам «джихад»!
— Богохульствовать не позволю! — предупреждал Абу — Мусса, — не забывайте — скрипку придумали арабы!
В конце концов все сошлись на том, что денег мало и было решено пригласить на концерт деловых людей города — бизнесменов, промышленников, финансистов и одного гинеколога.
— Не будем уточнять, кто сидел у него в кресле, — говорил Абу — Мусса.
— Это всё меломаны? — спросил Ари.
— Зачем? Это те, кто может подкинуть денег.
Мир
Разговоры о деньгах несколько свихнули Ари. Однажды ему приснилось, что он прижимает подбородком стодолларовую купюру и водит по ней фунтом стерлингом.
Звук был отвратителен.
В ужасе он проснулся…
Необходимая сумма набиралась. Печатались афиши, заказывались программки… Зал сняли в «Клубе игроков в бридж».
Публика была разодета — говорили об акциях, процентах, каких-то суммах — разные цифры летали в воздухе.
Ари никого не знал — ни одного лица.
Он искал в толпе маму и бабушку. Зачем? Их давно не было на этой земле…
Лица были самодовольны, тупы и в профиль шире, чем в фас.
Все что-то жевали. На шеях выступал пот. Иногда раздавались дикие всплески гогота.
— «Почему я для них должен играть?» — думал Ари.
Что-то настораживало его, чего он не мог уловить.
И вдруг он понял — у всех в руках были скрипки. У жен, мужей, отпрысков…
Страшное предчувствие овладело Ари. Рожи были такие, что ему почудилось, что они пришли сюда бить его скрипками по голове.
Зал заполнялся. В первом ряду расселись спонсоры — им жали руки, поздравляли.
Пахло сигарами и духами «Шанель».
Потолок украшала группа ангелов, вокруг которой летали лебеди.
На стенах в тяжелых рамах висели портреты композиторов — Бетховен, Мендельсон, Штраус.
— «Неужели они все играли в бридж»? — подумал Ари.
Сквозь щель в занавесе он смотрел в зал, ища лицо, для которого смог бы играть, но так и не выбрал.
— «Почему я для них должен играть?» — опять спросил он себя.
Вновь он почувствовал себя нищим, в шапке которого лежала пара медяков. С размаху он пнул шапку, монеты разлетелись и покатились по асфальту.
Звук их разбудил Ари, и неведомая легкость вошла в его сердце.
Откуда-то выплыл Ди Фраго с палочкой в руках.
— Мендельсон, — произнес Ди Фраго, — шотландская симфония.
Ари не успел раскрыть рта — восемьсот смычков взметнулось ввысь, и он вспомнил звук фунта стерлинга по стодолларовой бумажке.
Белые лебеди с барочного плафона взмахнули крыльями и вылетели в окно.
За ними, в то же окно, вылетел плачущий Мендельсон с портрета.
К ужасу своему Ари заметил, что все первые скрипки были спонсорами, а солистом — старик Бирштейн, игравший польку — пиццикато.
Ари вдруг поднялся в воздух и полетел. В окне он столкнулся со Штраусом — отцом и из глубокого уважения пропустил его вперед.