Мистификация дю грабли
Шрифт:
– Кто здеся? – приподнявшись над девичьим обнажённым телом, поинтересовался Владимир и огляделся по сторонам. – А, это ты? Автор хренов… Пиши-пиши, да не наговаривай! – и с силой пригвоздил девку к небрежно оструганным доскам пола. Добрыня покачал головой и затопал к лестнице.
– Ой, батюшки-светы… – охнула девка и с радостью в голосе зашептала: – Княже, занозы ведь на жопе будут! У всех… де-е-евок за-а-а-нозы… потом выта-а-а-а… скивать при-и-и-ихо-хо-о-о-дится…
А князь знай себе в ответ только мычал по привычке.
Хм… Если всё так и было (а так оно
…Киевляне, удобно устроившись на своих коленях, бунтовали. Челядь князя гурьбой и криками дружно приволокла от городских бревенчатых стен помост и устлала его льняными полотнами. Перед ним, угрожающе постукивая мечами о щиты, встали в ряд дружинники. Владимир спешился с коня и по приставленной лестнице взобрался на помост. В центре его уже возвышался трон на высоких подставках. Князь запрыгнул на него с помощью Добрыни и Путяты и уселся, озирая через головы толпу дружинников, стоящую на коленях.
– Шо, опять бунтуем? – раздался громкий голос Владимира над притихшей площадью.
В ответ киевляне загудели, зароптали, в общем, повели себя, как есть, настоящими смутьянами. Владимир хмыкнул и дал отмашку рукой – по головам и спинам недовольных засвистели плети. Наведя порядок, князь обратил свой сумрачный взгляд на толпу иноземцев, выделявшихся своими нарядами и стоявших позади киевлян. Ими как бы предводил Прокопий, что вызвало удивление у князя. Прокопий делал какие-то знаки, чтобы привлечь внимание князя, но Владимир с недовольным видом в ответ покачал головой.
– Так, – грозно продолжил Владимир, – по очереди и не галдеть! Говорить по одному. Вот с тебя и начнём! – ткнул он пальцем в невысокого, но очень пузатого, взъерошенного киевлянина, которого держала за шиворот его жена:
– Княже, родненький, этот гад обзывает меня незнамо как! – затараторила жена. – У меня под полатями с этими, – она махнула свободной рукой в сторону иноземцев во главе с Прокопием, – меня, честную! Весь подпол перевернули, полати… А што там искать? Кричит, шо дети все не его… – не переставая тараторить, она трясла, как грушу, мужа, не очень виноватого с виду и порывавшегося стукнуть её кулаком или ногой.
Владимир сморщился и стал думу думать под всхлипы мужика с бабой. Дружинники с любопытством, не поворачивая голов, косились на супружескую чету. Владимир с мрачным видом оглядел толпу:
– У ково ещо такая ж беда случилась?
Толпа поднялась с колен и попыталась было рвануть к помосту, но дружинники были начеку и щитами и ударами мечей плашмя успокоили её. К ним на помощь подоспели десятка два конников, которые помогли оттеснить людей и навести порядок.
– У всех, што ли? – громко, со вздохом произнёс князь, стряхивая с себя какого-то жука.
– У всех… – гулко вздохнув, согласилась площадь.
– Так… – принял решение Владимир. – Тогда вот шо: с баб по пять кун, с мужиков по три куны! И расходитесь по делам…
– Батюшка, батюшка, разор, разор полный! – взвыла площадь.
– А че ж вы хотите?! – с трудом перекричал
– Так по миру ж пойдём! – заплакали, крепко обнявшись, мужик со своей бабой, вмиг забывшие взаимные обиды.
– Вот гляньте, люди! – показал рукой Владимир на примирившихся супругов. – Жили – не тужили и не ценили покой в семье! А счас… по миру, по миру побредут!
Люди зарыдали, оплакивая свою долю и поддерживая возгласами пару. А князь, хитро улыбнувшись, по-доброму, по-отечески продолжил:
– Ладно вам, добрый я сего дня! Плату за работы в стольном граде знаете? Знаете… Не буду я брать с вас серебром, отработаете так за наказание, – толпа, ошалев от радости, забурлила. – Тихо всем! – заорал князь. – Построите в граде стольном капище. Перуново капище! Отработаете! Игоша, – обернулся Владимир к своей челяди, ища глазами своего казначея, – не пускать никого с площади, пока всех не отметишь, чтоб не было соблазна бесплатно улизнуть!
Второй полк дружинников бегом пустился оцеплять площадь. Постепенно люди с площади под их натиском переместились к городским воротам, где Игоша, приговаривая «и не вздумай смывать – соседи подскажут!», стал метить обреченных горожан кисточкой, макая её в небольшое ведерко с красно-бурой краской. Владимир привстал с трона и знаком подозвал Прокопия с его иноземцами.
– А у вас што? – выждав, пока не приблизятся к помосту все гости Киева, задал свой вопрос Владимир.
– Княже, – обведя рукой купцов, обратился к князю Прокопий, – человек у них пропал! Вот потому-то смута и произошла в городе. Я говорю им, что в городе искать надо, а они как с цепи сорвались, мол, со мной его в последний раз видели! Не верят они в чары славянок. Защити, княже, от навета.
Владимир во время этой речи Прокопия внимательно разглядывал на его груди цепочку с нанизанными на неё монетами:
– Дирхемы вроде? – поинтересовался князь, вглядываясь в монеты.
– Не верят мне эти, прости Господи! – перекрестился Прокопий и рукой во время крестного знамения как бы невзначай поправил монеты, чтобы князь не сомневался в его щедрой правдивости.
Купцы загалдели, затолкались, поочередно норовя протиснуться поближе к помосту, дабы князь выслушал именно его правду. К князю бочком пододвинулся Тарута-толмач и выжидательно поглядел на Владимира.
– Ну, а эти о чём? – не глядя на толмача, спросил князь.
– Да страхи жуткие рассказывают. Мол, недавно пропал гребец какой-то из Персии. На берегу нашли его пряжку от пояса, а сам он как в воду канул. Вот купец – то и подался в розыск. Хороший, мол, был раб – сильный, выносливый. А купца-то, Исрафила, вот этот самый проклятый грек увел. Все видели. И с гребцом его видели в последний раз. Разыскать требуют купца. Он у них в самом что ни на есть почёте. Уважаемый. Этот грек… – Тарута замялся на мгновение, но тут же продолжил: – Чародей и маг! Столько от него зла людям причинилось, один только какой-то Аллах знает.