Мистификация дю грабли
Шрифт:
– Что-то мне здесь не по себе, Прокопий, давай расходиться, – прошептал Дионисий, прячась от освещенных лунным светом прутьев решётки.
– Вот и не верь после этого в нечистые силы… – так же шёпотом ответил ему Прокопий.
Трудно было что-то разглядеть и тем более признать это за очевидное, но то ли лунный свет так тускло, едва различимо искажал силуэты медведей, то ли и вправду их кто-то оседлал и верхом на них пустились вскачь по кругу. Вскоре неслышные тени собеседников слились с кромешной тьмой лестничных переходов детинца.
…Князь
Дионисия выпроводили, да не на скору руку и абы как, а дали ему в дорогу ватагу смышленых лихих людишек, обоз снарядили с мастеровыми людьми. И наказал ему князь не торопиться, а за месяцев этак девять как можно больше поселений и городищ обрадовать новыми питейными заведениями, да чтобы так, как это в греческой земле устроено.
Все хлопоты, заботы княжеской жизни исчезали, как только вечерело. И тут вновь и вновь, и всегда неожиданно то тут, то там возникали видения. И что с этим прикажете делать? Владимир совсем было извелся, но вспомнил, что такое не в его правилах. Делать князю было нечего, пришлось ему мириться в очередной раз с предводителем домовых – Игилкой. Да, идти к нему на поклон. На поклон к своему родовому домовому. К такому же главному среди своих, как сам Владимир у славян…
– Галашка, – остановил он пробегавшую мимо девушку, – дуй к Масляте и возьми у него бадью с медовухой. Скажь ему, что я приказал.
Девушка на радостях, что князь знает её по имени и обратил на неё свое внимание, как на крыльях, сметая всё на своём пути длинной толстой косой, понеслась выполнять его повеление. Владимир в задумчивости прохаживался по двору, пока не вернулась девушка с полной бадьей. Похлопав и помяв девушку по заду и по грудям, князь забрал у неё бадью и пошел к терему. Девица разомлела и, томно виляя, приплясывая ягодицами, не торопясь пошла по своим делам, не обращая никакого внимания на завистливые взгляды челяди изо всех уголков двора.
Князь вошел в свою светлицу на втором этаже, подошел к дымоходу от печи с первого этажа и, оглянувшись на дверь, постучал по нему тяжёлым перстнем на пальце. Тишина. Князь приложился ухом к дымоходу и ещё раз постучал.
– Ну, кого там ещё принесло? – гулко, но внятно отозвался на стуки дымоход.
– Игил, Игилушко, подь-ка на беседу… – негромко предложил князь и стукнул ещё несколько раз по дымоходу.
– Драться будешь? – заухало, завыло в дымоходе.
– Да нет же. Дело есть… – досадливо махнул
– А Теодор рядом? – завсхлипывал дымоход.
– Теодор? А-а птиса-то… – вспомнил князь и обернулся к попугаю.
– Гони его в шею, иначе не выйду! – ухнуло из заслонки.
Князь вернулся ко входу и, пинком отправив попугая с лестницы вниз, к сеням, прикрыл за собой дверь.
– Ну, выходи, Игилушка… – негромко позвал князь домового. – Выходи.
– А ты тряпье из заслонки вытащи… – захныкало в трубе.
– Какое ещё тряпье? – удивился Владимир, оглядывая дымоход.
– Какое, какое… Жинка этого грека заложила, да ещё ядом каким-то его облила. Боюсь.
– Какой ещё яд? Ну, я им всем устрою! – погрозил кому-то кулаком Владимир и приложился ухом к дымоходу.
– Да уж устрой ему, как этой жинке устроил – знаем! – заухало, а потом захохотало в трубе.
– Ну и как я ей, а? – повел плечами князь, дождавшись пока домовой отсмеётся.
– Ай, молодца ты ей показал, княже, я аж залюбовался… – с восхищением в голосе ответил домовой и снова заухал в трубе от удовольствия.
– Вот то-то же. Давай вылезай! – предложил Владимир, отходя подальше от заслонки.
– Так тряпки убери! – не попросил, а приказал домовой. – Иначе не вылезу.
Владимир даже похрюкал от удовольствия и шумно втягивал ноздрями воздух, пока из заслонки вытаскивал какую-то рогожу, пропахшую… ладаном.
– Нет, ты посмотри, чем тебя… травят! – захохотал князь, вытащив рогожу из трубы. – Эт не яд, Игилка, это ж знатное зелье! Ладаном зовут. Я за это золотом плачу, а ты гутаришь, шо тебя травят? Меня б так травили…
– Погоди, хозяин, и тебя потравят! – всхлипнул домовой в дымоходе, мелкой дрожью избавляясь от сажи и паутины.
Перед князем возникло целое облако сажи и пепла. Он отступил назад от дымохода и замахал рукавом:
– Эй, где ты там и чем же ты недоволен?
– Так я ж – сила нечистая! Куды мне до благовоний и антибиотиков? – сконфузился от такого приёма Игил.
– До чево-чево? – прищурился Владимир.
– Ну, по-гречески это… называется у них. Нечистую силу, ну, микробы там, бактерии, вирусы изничтожать…
– Так, замолк! Будешь ещё мне тута гнать заморские словечки. Вылезай давай, а то терем пожгу вместе с тобой! Ты меня знаешь!
– Знаю, хозяин, знаю. Но запомни: с этой поры три шкуры спускать буду со славян… три шкуры! Чтобы вонь свою, как греки свое зловоние, за эту заразу не скрывали, а запросто, чтоб почаще мылись и парились, – миролюбиво предложил домовой.
– Ты на шо намекаешь? Шо я воняю? Вылазь, в последний раз говорю, – рассердился не на шутку князь.
– Терем пожгёшь? – всхлипнул, размазывая сопли по паутине, свисающей из дымохода, домовой.
– Пожгу! Вот-те Перунов знак! – Владимир скрутил фигуру из трёх пальцев и, сунув руку в отверстие заслонки, пошарил этой фигурой в дымоходе.