Мое частное бессмертие
Шрифт:
(в рукописи)
– обсуждение проходило в оскорбительном для папы ключе
– рукопись конфисковали.
В результате перенесённой обиды в папе как будто что-то сломалось:
– он ушёл из семьи (от моей мамы),
– отдал папку с рукописью Фоглу (из иностранной делегации).
Поэтому я прошу Вас принять меры. Срочные!
Ведь папа не Пастернак, не Синявский-Даниэль.
Он коммунист. Патриот своей страны.
Но у него срыв из-за оскорблений в отделе культуры.
Николай Владимирович!
Эта иностранная делегация ещё 3 дня в СССР (завтра в Одессе, послезавтра в Киеве, послепослезавтра – в Москве). Я не знаю, из какой они страны, но, судя по виду этого Фогла, явно не соцлагерь.
Перехватите рукопись, я требую!
Hадя.
P.S. И не надо мне, чтобы этот Фогл за моего мужа хлопотал».
2. Рапорт-РНО-999°4 (приложение 2).
24.3.1970
Кишинёв. Отдел Культуры ЦК КПМ.
Протокол обсуждения рукописи нового романа тов. Ильина
(Шор) П.Ф.
В обсуждении участвовали: «…»
Заключение:
Тов. Ильин (Шор) П.Ф. один из основателей молдавской советской литературы. Член Союза Писателей СССР с 1947 г. Секретарь Правления Союза Писателей МССР. Лауреат Госпремии МССР по литературе (1952 г.).
Тов. Ильин кандидат в члены ЦК КПМ, депутат Верховного Совета МССР 4 и 5-го созывов и депутат Кишинёвского горсовета (с 1964-го по наст. время).
До сегодняшнего дня тов. Ильин в своём творчестве последовательно опирался на прогрессивный метод социалистического реализма, убедительно отстаивал передовые идеи коммунизма и пролетарского интернационализма.
Тов. Ильин фронтовик, офицер старшего комсостава, кавалер боевых орденов и медалей СССР.
Тем огорчительней грубые идейно-художественные просчёты, допущенные т. Ильиным в его последнем романе.
Список пунктов, по к-м тов. Ильин допустил грубые идейно-художественные просчёты и прямую фальсификацию:
1. О румынско-бессарабских «перебежчиках» в СССР (1935–1937 гг.).
2. О вынужденной подделке румынско-бессарабскими перебежчиками своих документов.
3. О воровстве и личной наживе сотрудников НКВД при проведении национализации частного имущества в МССР (июнь 1940 г.)
4…
5…
6…
7… О тяжёлом моральном климате и признаках морального разложения среди партизан Одессы, скрывавшихся в Нерубайских катакомбах (1942 г.).
…
27. О насильственной репатриации в СССР бывших советских граждан на территории Румынии в 1945–1947 гг.
Принимая во внимание прежние заслуги тов. Ильина (Шор), Коллегия при отделе Культуры ЦК КПМ в конструктивной форме высказала ему свои замечания. Но в связи с недопустимо-грубой ответной реакцией т. Ильина и учитывая серьёзность идейных ошибок, допущенных в романе, Коллегией принято решение направить рукопись на экстренное рассмотрение в Отдел
3. Рапорт-РНО-999°4 (3).
Записан со слов Пешковой (Шор) Надежды.
Ул. Роз, 37, кв. 29 (прописаны я и мой муж, Пешков Л.И.).
25.03.1970.
6 утра.
Ильин (Шор) П.Ф.: Могу я у тебя пожить – пока нервы успокоятся?!. Не хочу, чтоб Соня (мама) видела меня в таком состоянии!..
Пешкова Н.: Где ты ночевал?..
Ильин (Шор) П.Ф.: У друзей. Не хочу Соню волновать! Товарищи из ЦК правы по поводу книги! Сам не пойму, что со мной было! Затмение какое-то! Как я мог допустить подобные идеологические просчёты! И так грубо вести себя на Коллегии! Ну что же! Буду работать над собой! Буду каяться перед товарищами!
А наутро он является: «Могу я у тебя пожить? Я от Сони [21] ушёл!»
И проходит в комнату не разуваясь.
Кидает портфель в углу.
Новости дня! – Надя осмотрела его с ног до головы (время 6 утра). – А ночевал-то где?..
– У Марьи [22] , где! – папа поднял лицо, и её поразили чёрные круги у него под глазами и вместе какое-то накалённо-весёлое, совсем не утреннее выраженье лица. – Значит, увидишь Соню, передай, что – всё!.. Убила!.. Передай, что – убила наповал!..
21
Жена
22
Домработница с 1954 года
Слова его казались бредом. И не только слова. Сам голос его с той минуты, когда, разбуженная и напуганная ранним звонком в дверь, в халате поверх рубахи, открыла и впустила его… – сам голос его шёл, как заваливающийся из стороны в сторону трактор поперёк пашни. Поперёк того, какой он был всегда.
– Новости дня! – только и повторила в растерянности.
Кишинёв, Роз, 37, март 1970 г.
– Эх, Соня! – он прошёл в ванную. – Эх, Соня, Соня, Соня…!
Открыл кран в умывальнике.
– Мстит мне! – обмыл лицо. – Но за что?!. За любовь?.. За верность?..
Был он в служебном своём, но сильно помятом костюме, обе штанины потемнели внизу, точно он по полям всю ночь разгуливал, по колено в росе.
– А ведь она моя единственная!.. – высморкался под краном. – Других я не знал!..
Кажется, он слезу пустил, когда про единственную говорил.
А если и не слезу, то во всяком случае Надино сердце кубарем полетело с шестка – от боли за него.