Мое частное бессмертие
Шрифт:
Но профессор Будеич вышиб её своею смертью.
Но – ура!
Я поступлю в докторскую школу.
Я перееду в Кишинёв.
И… родюсь… рожусь там заново!
5
Через 40 лет.
Витя Пешков (её внук).
Кишинёв.
Мне было 10, почти 11 лет, когда случилось то, что случилось, и мы поменяли квартиру с Ботаники [8] в Центр.
8
Ботаника – микрорайон на юго-востоке Кишинёва
Но зато с нами Лебедев стал жить.
Пока мы жили на Ботанике, Лебедев был только гость. А когда переехали в центр, то пришёл с туристским рюкзаком и поселился с нами.
Да, теперь я его видел каждый день. 7/24.
Но он был такой изящный, весёлый, со светлой бородой и песочно-карими, всегда задерживающимися на тебе глазами, что всё равно как гость, а я люблю гостей.
Он подкинул мне общую тетрадку сливового цвета:
«Это хронограф! Просто пиши, что было! В двух словах!
Но каждый день!..»
«А нафиг?»
«Ну чтоб от Геродота не зависеть!»
«Кто это? – не понял я. – Геродот?»
И посмотрел на маму.
– Это в том смысле, – предположила мама, – что человек сам в ответе за свои поступки, так, Лёха?..
– Нет, не так! – поморщился Лебедев. – А только чтоб Пафнутием не назвали!..
– Каким ещё Пафнутием? – мы с мамой прыснули.
Один Лебедев остался суров.
– Пройдёт 100 лет – и кто докажет, что ты был Витька? – просверлил он меня взглядом. – А не Пафнутий!.. Не говоря уж – через 1000 лет!..
Смешно, короче.
Ну да ладно.
Хроники так хроники.
Тем более что он приз обещал: абонемент на «Нистру» [9] – если буду эти хроники писать.
(Пока только в уме, но скоро – и на бумаге!)
Красную цену себе в дворовом нашем футболе я не осмеливаюсь назвать и сегодня.
Апель и Гейка играли лучше, Аурел и Волчок – бесстрашнее и грубее, толстый Хас, Вовочка и Боря Жуков не превосходили меня ни в чём, но были ветераны двора, а я пришёл лишь в 1972-м, как одноклассник Хаса, когда мы переехали с Ботаники в Центр.
9
«Нистру» – ведущий футбольный клуб Молдавии (класс «А» Чемпионата СССР)
Пока я жил на Ботанике, мы с Хасом не были друзьями, а только учились в одном классе.
Но теперь я жил на 25 Октября, 67, а он на Ленина, 64, это через два квартала.
Стали ходить из школы вместе. Мимо Политеха, планетария, художественного музея… мимо кинотеатра «Патрия», закусочной «Огонёк»… мимо дома правительства, биржи болельщиков на Пушкинской… мимо Главпочтамта
И тогда он спрашивает – а сколько пацанов у тебя во дворе?
Я признался, что всего двое: я и ещё один малый из 2-го класса, правда, здоровый.
А у них наберётся на три команды, похвастал Хас. Не считая малых. И они играют за ЖЭК-10 на «Кожаный мяч».
И это ещё не всё.
Для игры ЖЭК выдаёт им форму с гетрами!
Слишком красиво, чтоб быть правдой!
Hадо ли говорить, что на Ботанике ни у кого не было формы. Тем более гетр.
Заслушавшись, я проводил его до Ленина – Армянской, это целый лишний квартал, и тогда он говорит: приходи играть после обеда.
«А уроки?» – хотел спросить я, но постеснялся.
23 апреля 1972, Кишинёв.
Бабе Соне я соврал, что уроков не задали. Она с трудом усадила меня обедать.
Через полчаса.
…Хас поджидал меня на ступеньках «Спорттоваров».
Издалека я увидел его.
В квадрате футбольных белых трусов с красными лентами по бокам и в шерстяных чёрных гетрах с белой поперечинкой на икрах он выглядел пугающе спортивно для колобка и душки, каким я знал его по классу.
Мы двинули по 25 Октября.
Повернули на Армянскую возле «Дома быта».
Беспорядочный людоворот повлёк нас вдоль Кремля центрального рынка, но Хас не растворялся в толпе.
Ещё бы! Запусти его хоть в миллиард китайцев, он и там просиял бы в своей форме с гетрами.
Hаконец мы нырнули в какой-то проход, где железная колодка торчала в асфальте – чтоб машины не ехали.
Там начинался двор.
Двор был истыкан тополями.
Тополя перерастали пятый этаж.
Фигурки в гетрах носились по росчисти, утоптанной до стука.
И – не во сне ли я это вижу – голевая сетка меж тополиных стволов!!!
Голевая сетка!!!…
Как бомбардир я не знал голевой сетки до той поры.
Hа Ботанике отведут два булыжника – и все ворота. А здесь настоящая голевая сетка. Я затрепетал от разлёта её ячей.
И играли не куча-мала, как на Ботанике, а один на один до гола.
У Апеля была тетрадка и ручка.
«Пешков», – назвал меня Хас, и Апель записал меня в таблицу.
Я не знал, кто есть кто в дворовой иерархии, и обыграл Ильюху и Волчка в 1/8 и 1/4 финала, хотя они оба были в гетрах.
Ну, Ильюха это ладно: он малый. Но вот Волчок был старше меня на год. Тем более Аурел – тяжелоногий, рослый.
Но я обыграл и Волчка, и Аурела (в 1/2 финала).
Так желтки с сахаром не взбивают в миске, как вбивал я им плюхи в сетке.
Тогда Апель отложил таблицу и выступил против меня.
С первых его финтов было видно, что в футболе он умеет всё. Просто и кувшинка и стрекоза футбола. К тому же все болели за него.