Мое имя в твоем безумии
Шрифт:
Хватка ослабла, и она закашлялась, отплёвываясь от попавшей в рот крови.
– Мне повторить?
Подрагивая, Надя сама приблизилась к паху мужчины и осторожно провела пальцами по
возбуждённому члену. Она не знала, как это делается, это было впервые, Андрей никогда не просил
её о подобном, но сейчас ей приказывали, и неподчинение вызвало бы ещё большую грубость.
Справившись с подступившей тошнотой, девушка приоткрыла рот, пытаясь вобрать в себя половой
орган
– Глубже! – на затылок снова надавила тяжёлая рука.
– Шире рот открой! Кому сказал? – зарычав, Шевельков толкнулся бёдрами вперёд, вгоняя член в не привыкшую к такому глотку жертвы.
Беликова думала, что задохнётся, её затошнило с большей силой, глаза защипало, а горло запершило
так, что не было сил терпеть.
Она замычала, вызвав вибрацию и сильнее раззадоривая парня.
– Так лучше, - прохрипев, он стал двигаться, откровенно трахая Надю в рот. Но и этого насильнику
показалось мало, и он пальцами растянул её губы в уголках, причиняя ей ещё больше боли.
Теперь он наслаждался, засаживая девушке, наблюдая за снующим туда-сюда членом с похабной
улыбкой и всё сильнее растягивая кожу, будто желая разодрать её рот.
Она попыталась оттолкнуть его, но парень одной рукой в очередной раз вцепился в её волосы на
затылке, дёргая, остервенело, зло, болезненно, вдавливая повреждённым носом в жёсткую поросль в
паху.
Двинувшись ещё несколько раз, он замер, и Беликова ощутила пульсацию в глотке, а потом в неё
хлынуло что-то, заполняя и вызывая приступы рвоты.
Надю скрутило и, оказавшись свободной, она долго содрогалась в конвульсиях, пока из неё
выходило содержимое желудка вместе с вязкой спермой прямо на кучу тряпья.
Обессилено рухнув в собственную рвоту, она заскулила, закрывая ладонями лицо и размазывая
запёкшуюся кровь, перемешанную со слезами и мерзкой склизкой жижей, оставшейся на распухших
саднящих губах.
– В следующий раз не сопротивляйся, – Шевельков прохрипел, поднимаясь на ноги и отворачиваясь
от измученной жертвы.
– Я принесу воды.
– Ненавижу, - единственное, что он услышал в ответ, сорванное, тихое, сиплое и едва различимое.
– Ты моя, – собрав разбросанную одежду, Юрий поднялся по скрипучей лестнице и выбрался из
подвала, громко хлопнув крышкой люка.
Надя выла от боли и унижения, сворачиваясь в комок и дрожа каждой клеткой ноющего тела. Она
будто смотрела на себя со стороны, такую жалкую, сломленную и разбитую. Хотелось лишь одного –
умереть.
Почему это произошло именно с ней? Почему именно этот человек? Слишком много разных
«почему»
Два дня он не трогал её, лишь молча приносил еду и чистую воду.
Беликова с ужасом смотрела на синяки и ссадины на своём теле и с трудом открывала рот, треснувший в уголках после истязательств, которые всё ещё преследовали её в мыслях и напоминали
о себе болью и постоянной тошнотой.
Организм отказывался принимать пищу совсем или тут же отторгал её, стоило хоть одному куску
попасть в желудок.
Она больше не тешила себя иллюзиями, поняв, что попала в руки к настоящему психу, так не
похожему на её друга детства. Всё изменилось. Люди были правы, когда говорили, что Шевельков
ненормальный, и теперь она отчётливо поняла это, прочувствовав на самой себе.
Она стала его болезнью, одержимостью, навязчивой идеей, и он получил желаемое, бесконтрольно
захватив её в свою собственность и пользуясь как игрушкой. Его нельзя было назвать взрослым
ребёнком, нет, он выглядел и говорил порой, как совершенно здоровый человек своих лет, но
отрицать его безумие было бессмысленно, и его безумием была Надя.
Она сработала выключателем в его воспалённом больном сознании, шатком и расстроенном. То, чего он так долго ждал, внезапно возникло перед ним, маня и притягивая, не давая возможности
отказаться.
Он выстроил в своей голове выдуманную историю их отношений, создал иллюзию, которой жил все
эти годы, а когда иллюзия захотела растаять, просто сорвался, разодрав цепи собственного разума.
Беликова забивалась в дальний угол каждый раз, когда Юрий спускался в подвал. Ей было страшно
даже смотреть на него, видеть блеск косящих глаз и ненавистную улыбку, пугающую своей
дикостью.
Но он не трогал её, не подходил близко и не прикасался, лишь изредка тихо шептал её имя под нос.
А на третий день Надя пожалела, что он не забил её до смерти во время своего первого срыва.
Он ворвался неожиданно, с грохотом сбегая по ступенькам, матерясь и сверкая жуткими глазами, не
дающими порой понять, куда именно смотрит их обладатель.
Подлетев к испуганной девушке, он повалил её на холодный пол и начал судорожно сдирать с неё
потрёпанную одежду.
Беликова отбивалась, пыталась вырваться, чем ещё больше злила насильника, зарабатывая звонкие
пощёчины.
Вытряхнув хрупкое женское тело из одежды, он пинком под рёбра заставил Надю перекатиться на
живот, воя от боли.
– Тебя ищут, - орал Шевельков, стягивая с себя штаны.
– Твой дед пропился и забил тревогу вместе с