Могикане Парижа
Шрифт:
Другой на его месте, вероятно, или вскрикнул бы от досады и удивления, или как-то иначе выразил бы разочарование. Но Жакаль не повел даже бровью, отдал отмычки и ключи слесарю, достал из правого жилетного кармана табакерку, тщательно перетер табак и с наслаждением затянулся.
Но в самой середине этого приятного занятия его прервал какой-то крик, как бы раздавшийся из глубины дома, и странный шум за дверью. Казалось, что то был стук от падения какого-то тела со значительной высоты и треск
– Черт возьми! – вскричал на этот раз Жакаль с такой гримасой, что трудно было различить, чего в ней больше: жалости, грусти, досады или удивления. – Черт возьми! – повторил он еще раза два или три.
– А что случилось? – бледнея, спросил чувствительный Лонг-Авуан, который наблюдал за лицом Жакаля, но все-таки не понимал, в чем дело.
– А то, что бедный парень ушибся, вероятно, насмерть, – ответил Жакаль.
– Это кто же? – продолжал Лонг-Авуан, сводя свои всегда смотревшие врозь глаза к носу.
– Кто?.. Да кто же, как не Воль-о-Ван, черт возьми!
– Воль-о-Ван разбился насмерть! – пробежал между полицейскими тоскливый шепот.
– Да, да, я этого очень побаиваюсь! – подтвердил Жакаль.
– Да как же это? Почему вы так думаете?
– Во-первых, мне показалось, что я узнал его голос, когда там внутри закричали, во-вторых, слетел он, должно быть, с высоты футов шестьдесят, о чем можно было догадаться по стуку от падения. А при этих условиях можно держать шестьдесят против ста, что человек, который слетел с такой высоты, или убьется насмерть, или будет к ней очень близок.
После этих слов вокруг воцарилось мрачное мертвенное молчание, затем за дверью послышался опять стук, но на этот раз гораздо более легкий, – точно кто-то соскочил с высоты второго этажа на каменный пол зала, – по крайней мере, так думал Жакаль и остался при своем мнении, несмотря на все возражения Лонг-Авуана.
Несколько десятков секунд спустя из-за двери послышался голос, который спросил:
– Господин Жакаль, это вы?
– Да… А это ты, Карманьоль?
– Я, я!
– Можешь ты нам отпереть?
– Кажется, могу… Да только вот темно здесь, как в печи… Сейчас зажгу.
– Зажги. А соловушки с тобою?
– Я без своих пташечек никогда из дому не выхожу.
Послышался скребущий звук отмычки, вертевшейся в замке, но дверь все-таки оставалась на своем месте.
– Ну, что же? – спросил Жакаль.
– Подождите, сейчас! – ответил Карманьоль. – Тут еще две задвижки.
Слышно было, как он отодвинул их.
– А вот еще и болт… Черт возьми! Да и он заперт висячим замком!
– Есть у тебя пила?
– Нет.
– Так я подсуну тебе под дверь свою.
Жакаль нагнулся, и ему действительно удалось продвинуть сквозь
Через минуту послышался звук, с которым обыкновенно сталь перепиливает железо.
Вскоре после этого Карманьоль крикнул:
– Готово!
Болт тяжело ударился о плиту пола.
В то же время дверь широко распахнулась.
– Эге! Хоть не легко далось, а все же на своем поставили! – вскричал Карманьоль, сторонясь, чтобы пропустить начальника полиции и его свиту.
При свете фонаря Карманьоля и двух факелов Жакаль быстро огляделся. Они стояли в просторном зале, но он был совершенно пуст, и лишь на самой середине его лежала какая-то темная, бесформенная масса.
Жакаль кивнул головой, как бы говоря:
– Ну, да, – я так и знал.
– Да, да, вы смотрите… – начал было Карманьоль.
– Ведь это он?
– Я узнал его по крику, а потому и поторопился. Я тут же сказал ла Барбет: «Слышала? Это Воль-о-Ван с нами прощается».
– Он уже умер?
– Умер самым прочным образом и больше уже не встанет.
– Вдове его будет назначен пенсион в двести франков! – торжественно произнес Жакаль. – А теперь надо осмотреть этот вертеп.
Зал оказался ротондой в шестьдесят метров в диаметре и столько же в высоту. Выкрашенные простой известкой стены сходились в куполообразный свод, в вершине которого было оставлено для освещения круглое пространство, прикрытое стеклянным павильоном, а пол был вымощен плитой.
Как раз под отверстием проломленного павильона лежало изуродованное тело Воль-о-Вана.
В той стороне, которая соприкасалась с домом ла Барбет, в стене виднелся пролом, футах в двенадцати над полом. В этом проломе стояла со свечкой в руках какая-то старуха и с любопытством заглядывала вниз.
Признаков, обыкновенно отличающих жилые постройки, здесь не было никаких: ни мебели, ни печей, – везде полнейшая пустота, точно в развалине какой-нибудь циклопской постройки.
Жакаль прошел вдоль стен, пристально разглядывая их, и на лбу у него выступил холодный пот от чувства оскорбленного самолюбия. Теперь не оставалось сомнения в том, что он одурачен.
Он огляделся вокруг и провел взглядом сверху донизу. На потолке не было ничего, кроме проломленного окна, в которое провалился Воль-о-Ван, на стенах нечего, кроме пролома, в который впрыгнул Карманьоль.
Удостоверившись в том, что все дальнейшие подвиги ни к чему не приведут, он занялся трупом Воль-о-Вана, все еще лежавшим в луже крови.
– Несчастный! – пробормотал он, не столько из жалости, сколько из желания хоть чем-нибудь почтить подчиненного, погибшего при исполнении своих обязанностей.