Молчание Апостола
Шрифт:
– Что за чертовщина… – Артур и впрямь ничего не мог понять.
А произошло вот что: мусоровоз, стоявший у контейнеров на Тревор, тоже на задней скорости врезался в фургон своим тяжеленным кузовом. Из кабины и с бортов мусоровоза спрыгивали люди в серых комбинезонах с бейсбольными битами в руках, сразу бросаясь к вооруженным типам. Артур невольно поморщился, когда увидел, как бита обрушивается на черный рукав с пистолетом, оружие летит на асфальт, а предплечье бандита изгибается почти под прямым углом. Ему даже показалось, что он услышал хруст ломающихся костей. Но то, что он – как и все прочие – услышал хорошо,
– Что это?.. – недоумевающе вопрошала Эли, поднявшаяся с пола, куда она нырнула сразу же, как только увидела черный фургон.
Понять, что происходит, было непросто. Биты «мусорщиков», или кем там были эти парни в серых комбинезонах, гуляли вовсю: по рукам, спинам и даже головам растерявшихся «воинов» Ватикана. Но кто-то из них все же успел выстрелить, однако не в направлении «Роллс-Ройса», а в «мусорщиков», один из которых выронил биту и схватился за правое плечо. Раненый – кстати, именно он сломал руку «черному» киллеру – производил очень странное впечатление: очень низкорослый, почти карлик, но с невероятно широкими плечами. И, несмотря на полученную рану, лицо его не выражало ни боли, ни страдания.
– Ritirare [52] ! – скомандовал тот из «черных», что выскочил из фургона невооруженным. И весь черный авангард, помогая двоим раненым, мгновенно скрылся в своем фургоне, который, сдав пару метров назад, тут же рванул вдоль по Тревор Сквер, обогнув машину странных мусорщиков, которые тоже молниеносно загрузились на свой мусоровоз и исчезли в опустившемся на город тумане.
Артур положил пакет на стол в библиотеке и плюхнулся в кресло.
52
Итал. «Отступать» или «Уходим!» (Прим. переводчика)
– Не торопишься открывать? – полюбопытствовала Эли.
– Дай перевести дух, дорогая. У меня голова идет кругом. Что все это было? Что за ангелы-хранители от мусорного бизнеса?
– Не факт, – заметила Эли, садясь в кресло у книжного стеллажа.
– В каком смысле «не факт»? – удивленно спросил Артур.
– В том смысле, что они могли и не быть твоими ангелами-хранителями. Они могли просто быть врагами «черных» киллеров.
– Что делает их – в той или иной степени – нашими союзниками, – кивнул МакГрегор.
– Связаться с которыми мы пока не умеем, – заметила Эли. – Не зная о них ничего.
– Не так уж и «ничего». Мы знаем, что опасности для нас они не представляют.
– Возможно. Пока.
– Вы неисправимая пессимистка, мадемуазель, – со вздохом проговорил Артур, вставая с кресла. Взяв на полке стеллажа нож для резки бумаги, он направился к столу, на котором лежал пакет. Аккуратно надрезал обертку по периметру и открыл ее, как обложку книги.
– Что за… – пробормотал он.
– Икона, – произнесла Эли, уже вставшая рядом с ним. – И очень, очень старинная.
Они принялись внимательно рассматривать ее. В центре был изображен старец с Евангелием в левой руке. Ладонью правой руки он закрывал себе рот. Артур прочитал сперва надпись слева на греческом: «», и чуть ниже «I» со значком-тильдой над двумя буквами, означавшим, что это
– Апостол Иоанн, – произнес Артур, переводя взгляд на надпись справа от фигуры, три коротеньких строчки: « », «», «». – Теологос. Богослов.
53
Тильда здесь – то же самое, что «титло» в церковнославянском языке и православной иконописи, когда известные слова и имена писались сокращенно, а факт сокращения как раз и указывался помещенным над словом или именем завитком-титлом. Вместо «богъ», например, писали «бгъ» под титлом. (Прим. переводчика)
– Автор четвертого Евангелия, – полувопросительно произнесла Эли.
– И Откровения, то есть, Апокалипсиса, – добавил МакГрегор.
– Но отчего же рука, заграждающая рот? Он призывает к молчанию – или сдерживает себя, дабы не проговориться в чем-то? – недоумевала Эли.
– Хотелось бы мне это знать, – задумчиво проговорил Артур.
– И эта картинка в углу, – Эли прикоснулась пальцем к правому нижнему углу иконы.
– Это клеймо, – пояснил Артур.
– Какое же это клеймо? Это картинка, причем совершенно не потемневшая.
– Такие картинки, расположенные на полях иконы, называются клеймами, Эли.
– Но все остальные абсолютно темные. И что на них?
– Обычно клейма последовательно, начиная с предпоследнего снизу, описывают житие святого, изображенного на иконе. Здесь, мне кажется, не тот случай.
– Почему?
– Потому что последнее должно было бы изображать его кончину или положение во гроб, то есть, завершение жизненного пути. А что видим мы?
Оба снова наклонились над иконой. На последнем из клейм была изображена коленопреклоненная женщина в короне, склонившаяся над лежащим на земле деревянным крестом на фоне скалы с пещерой. Эта миниатюрная картинка была выписана очень тщательно, вплоть до крошечных точек на короне женщины, которые должны были изображать драгоценные камни.
– Ну, господин эрудит? – настаивала Эли. – И что же мы видим?
– Во-первых, то, что это клеймо не имеет отношения к апостолу Иоанну. Согласны?
– Похоже на правду, – согласилась Эли.
– Во-вторых, это несомненно царица Елена, мать императора Константина. Хорошо известно, что именно она нашла крест, на котором был распят Спаситель. А было это в четвертом веке. Иоанн, как известно, был долгожителем, имеются записи его современников о том, что он прожил сто и даже сто двадцать лет, но уж никак не три столетия. Значит, клейма, которых мы пока, увы, не в состоянии рассмотреть, рассказывают не его историю, а историю чего-то или кого-то другого.
– Елена… – задумчиво произнесла Эли. – Не та ли, о которой говорил профессор Коэн? Карта Елены?
– Именно та, – подтвердил МакГрегор. Он, раздвинув пальцы, измерил ими размер клейма и начал прикладывать раздвинутые пальцы к краю иконы, постепенно двигаясь от нижнего клейма вверх.
– Четыре, – сказал он. – Значит, и слева тоже четыре.
Теперь он откладывал то же расстояние по нижнему краю.
– Снова четыре. Что значит, два. То же и по верхнему краю. Хм… Что в сумме дает двенадцать.