Молчание Апостола
Шрифт:
Оба рассмеялись.
– Ну, а летающий толстяк? – спросил МакГрегор.
– А ты-то сам с ним уже разобрался?
– Если честно, то да. А тебе лень попробовать свои силы?
Легкий стук костяшками пальцев о костяк двери, и в библиотеке возник дворецкий с подносом, на котором стояли две курящихся паром чашечки кофе.
– О, Джеймс, благодарю, – Артур пригубил эспрессо. – Божественно. Э, э, э, не спешите уходить, мистер Робертсон. Для вас еще есть работенка. Ну-ка, расскажите нам, что это такое?
Он подвинул
– Здесь же всё просто, сэр. Толстяк-молотобоец летит с коробкой конфет. В Рим.
Эли захлопала в ладоши.
– Браво, мистер Робертсон! – сказал Артур. – Каков наш Джеймс, а, Эли?
– Фантастика!
– Право, мэм, служить у такого эрудита, как сэр Артур, и ничему не научиться?
– Все верно, Джеймс. За вычетом того, что мы пока не разобрались, кто таков это молотобоец.
– Тор. Скандинавский бог Тор, – медленно проговорила Эли.
– Браво, мадемуазель Бернажу! – МакГрегор развлекался от души. – И что нам это дает в результате?
– Что?
– Вы представляли себе Тора именно таким, с брюхом в полтонны?
– Пожалуй, Тор в моем представлении выглядел бы иначе. Молот – да. Брюхо – нет.
– Ладно. Саспенс затянулся, – сказал Артур. – Тор. Кто такой Тор? Скандинавский бог, вы уже это сказали. Иначе говоря, один из асов. Ас. Но очень пузатый.
– Вы хотите сказать, что это… Геринг? – неуверенно произнесла Эли.
МакГрегор кивнул.
– А борода?
– Но Тор и должен быть с бородой. Главное здесь не борода, а то, что этот пузан – ас. А в первую мировую Геринг был известным всей Германии летчиком-асом. Более знаменитым был разве что Манфред фон Рихтхофен, он же «Красный барон». Асами называли тех, кто сбил минимум пять самолетов противника в бою один-на-один. Кстати, первыми запустили в обиход этот неофициальный титул французы. Немцы поначалу называли своих элитных летчиков «"Uberkanonen», «супер-пушка», или «сверх-пушка». Но потом привилось «асы». Борода… Ну и что, что борода? Зато пузо каково – попробуй спутай!
– Это тот толстяк Геринг, который командовал Люфтваффе при Гитлере? – поинтересовался дворецкий.
– Он самый, мой друг, он самый. Рейхсмаршал Герман Геринг.
– И отчего художнику было не добавить свастику на тунику этому пузану?
– …Или просто написать «Геринг»? – рассмеялся Артур. – Тогда какой бы это был ребус? Джеймс, еще по чашечке чудо-эспрессо, будь добр. И захвати бутылочку бренди. Та, что на полке, уже пуста.
– Слушаюсь, сэр, – дворецкий поклонился и исчез, унося с собой пустую бутылку и поднос.
– Вы окружили себя опасными людьми, виконт, – задумчиво произнесла Эли. – Робертсон очень и очень неглуп.
– Опасно жить в окружении идиотов, мнящих себя умными, дорогая Эли. Самый опасный фактор –
– Ты хочешь сказать, что способен прогнозировать мое поведение? – Эли приподняла брови.
– Только если ты относишь себя к людям умным, – рассмеялся Артур.
– Я поняла. Грубый шотландский юмор. Но мы не подвели итог нашему рисунку. А уже… Она взглянула на настенные часы. – Ого! Без десяти одиннадцать! Думаю, поздновато вызванивать этого Эйнштейна-Айнштайна. В одиннадцать – это уже неприлично.
– А в час ночи тем более.
– У них уже час? У меня такое ощущение, – с трудом подавив зевок, сказала Эли, – что у нас в Лондоне три ночи. Я просто измотана.
– Тогда в кроватку, и бай-бай, – сказал Артур.
– Да, измотана, дорогой, однако не настолько, чтобы… Ну да ты меня понял.
– То есть, кроватка – да, бай-бай – нет. И где же мне, старому человеку, набраться стольких сил…
– Эй, баронет, будет вам прибедняться. Давайте, мсье, суммируйте лонгдейловский ребус, и пошли.
– А кофе?
– И бренди, – раздался голос дворецкого. Он возник в дверях с подносом, на котором красовались две чашечки кофе, два бокала и непочатая пузатая бутылка бренди.
– И бренди, – согласно кивнул Артур.
– Ну, разве что пару-тройку глотков, – отозвалась Эли.
– Слушаюсь, мэм.
Поставив кофе и бокалы на стол, дворецкий плеснул в бокал Эли бренди на два пальца, наполнив бокал хозяина наполовину.
– Моран танг, – поблагодарил его МакГрегор.
– Шей ур бейах, – уже в дверях откликнулся Джеймс.
– Не томите же, виконт, – плаксивым тоном произнесла Эли, потягивая бренди мелкими глотками.
– Итак. Геринг летит в Рим, везя коробку конфет для Ватикана. Коробка, перевязанная лентой с бантиком – в общем смысле, подарок. Иначе говоря: нам предстоит выяснить – и почему-то Лонгдейл считал это важным – какой подарок привозил в Рим толстяк-рейхсмаршал. Подарок для Ватикана. Где он, насколько я помню, никогда не был принят. Значит, передал. Через кого-то. Кого? Когда? Что передал? И где это «что-то» сейчас находится?
В этот момент зазвонил стоявший на полке радиотелефон.
Артур мгновенно вскочил на ноги и схватил трубку.
– Джордж? О, прошу прощения, суперинтендант. Я ждал звонка от друга, поэтому… Да, пока у меня. Нет, недалеко. А это срочно? Тогда минутку, будьте добры.
Он прикрыл трубку рукой.
– Сукин сын Кэмпбелл. Спрашивает, здесь ли ты. Жаждет переговорить с тобой о чем-то. Никаких карт не раскрывать. Пусть выкладывает свои.
– Все-таки ты меня считаешь дурочкой, – пробормотала Эли, протягивая руку за телефонной трубкой.