Морально нечестивый

Ланцет Вероника

Но когда я смотрю в ее глубокие глаза, мне кажется, я понимаю.

У нее большая темно-красная отметина, которая начинается прямо над глазом и тянется ко лбу. Вот что, должно быть, имела в виду мама, когда говорила, что это метка дьявола.

Но… Я вдруг понял.

Я смотрю на мать и вижу, что она крепко держит свои четки, произнося молитву — скорее всего, об изгнании дьявола. А отец просто смотрит на меня, словно ожидая, что я сорвусь.

Мои глаза ещё раз скользят по невинной жизни в моих руках, и я понимаю, что мне нужно сделать.

Я не могу позволить

ей пережить то, что мне пришлось сделать… Я точно знаю, что за этим последует, какое насилие ей придется вынести от рук матери, особенно из-за ее родимого пятна. А отец… Мне даже не хочется думать о том, что он может с ней сделать.

Я могу выдержать все, что он выливает на меня, но если бы он сделал это с тем, кто мне дорог… с моей младшей сестрой? А он бы сделал.

— Она проклята, — говорю я, повторяя слова матери. У меня все силы уходят на это, но ей будет лучше без этой семьи.

— У нее метка дьявола. Мама была права. Мы должны отослать ее прочь.

— Так ли это, мальчик? — Отец прислонился к стене, достал из портсигара сигарету и прикурил ее.

— Мы должны отправить ее в святое место, чтобы они смогли вывести из нее все плохое. — Я поднимаю голову и смотрю ему прямо в глаза.

— Она принесет нам несчастье, если останется, — продолжаю я, и мама поворачивается ко мне, искренне соглашаясь.

— Да! Заберите ее. Дьявол… это дьявол пытается искусить нас. Она принесет только несчастье. — Мать истерически плачет.

Отец пожимает плечами.

— Делай, что хочешь. Она не мальчик. — Он бросает окурок на землю и тушит его ботинком, после чего поворачивается и уходит.

В комнате несколько служанок, и я замечаю Амелию, поэтому направляюсь к ней.

— Куда мы можем ее отправить? Куда-нибудь, где о ней позаботятся?

— Я… Я.… — она заикается: — Есть монастырь. У семьи есть связи там.

— Возьми ее. Отведи ее туда. — Я передаю ей ребенка, стараясь больше не смотреть, зная, что чем больше я держу ее, тем труднее будет отпустить.

— Хорошо, — кивает Амелия. — Но… а как насчет ее имени?

— Пусть монахини назовут ее, — говорю я и поворачиваюсь спиной, выходя из комнаты.

Потому что если я назову ее… Если я позволю себе заботиться…

Я не думаю, что смогу выжить.

Глава 11

Каталина

— Вот так! — Я помогла Клаудии выйти из машины. Мы провели весь день в магазинах, так как у нас не так много вещей. После встречи с Марчелло мы решили провести церемонию бракосочетания через три дня. Это означало, что у меня есть три дня, чтобы подготовиться к своему будущему. При этой мысли по моему телу прошла дрожь. Марчелло оказался не таким, каким я его ожидала увидеть. Конечно, он симпатичный и красивый, и я мечтала поцеловать его, но… Скорее всего, этого никогда не произойдет, и я буду уважать его границы. В нем была какая-то печаль, которая цеплялась за него. Я не могу объяснить, что это, но мне казалось, что он сдерживал себя. От чего, я не знаю. Мне приходиться стараться не придавать этому слишком большого значения, особенно учитывая мою легкую влюбленность в него.

Я объяснила Клаудии обстоятельства, насколько

это было в моих силах, и она, кажется, поняла меня. По крайней мере, я так думаю. Моя дочь была крайне взволнована тем, что впервые оказалась за пределами Сакре-Кер. А учитывая ее воспитание, я не знаю, как много она понимает о браке и о том, что он влечет за собой. Когда мы обсуждали условия брака, я попросила Марчелло пригласить для Клаудии психотерапевта. Мне не хотелось бы, чтобы то, что произошло с отцом Гуэррой, травмировало ее в будущем. И она тоже может извлечь из этого пользу, когда привыкнет к новому образу жизни. Мы заходим в дом, но как только переступаем порог, то я слышу шум. Это похоже на крик… Женский крик.

— Клаудия. Иди в свою комнату! Сейчас же! — Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, но делает то, что ей говорят, и бежит вверх по лестнице.

Я беру первое, что вижу, лампу, и направляюсь к источнику шума. Но что это может быть? Вокруг так много охранников… Когда я вхожу в гостиную, то замираю на месте, мои глаза расширены от шока, а рот открыт. Это не может быть тем, что я вижу, не так ли?

Аллегра, жена моего брата, стоит обнаженная на коленях. Мужчина насаживается на нее сзади, толкаясь бедрами в нее и выходя из нее. Перед Аллегрой стоит другой мужчина, и она берет его член в рот, посасывая его. В мои легкие перестает поступать кислород. Что она делает?

Мужчины кряхтят, а Аллегра стонет высоким голосом. Она продолжает сосать мужчине, но ее глаза блуждают по мне. Кажется, она ничуть не удивлена, увидев меня там. На самом деле, она подмигивает мне. Что? Мужчина позади нее отходит, и его заменяет другой мужчина, которого я раньше не замечала. Что это? Это… разврат? Это не может быть нормальным.

— Вот она, моя невестка, — тянет она, и все взгляды фокусируются на мне. — Хочешь к нам присоединиться? — говорит Аллегра, и я инстинктивно делаю два шага назад, прежде чем убежать в свою комнату.

Как Энцо может позволить что-то подобное в своем доме? Он хоть знает? Господи, здесь живет его сын, а ему всего пять лет!

Когда я вхожу в свою комнату, то пытаюсь улыбнуться и сделать вид, что ничего не произошло. Клаудия, кажется, не замечает, как я расстроена. Вместо этого она радуется своим новым платьям, которые мы купили, и примеряет их. Я пытаюсь выбросить из головы сцену, свидетелем которой стала, и сосредоточиться на своей дочери. Но, Господи, разве так поступают люди во внешнем мире? Я знаю, что не очень разбираюсь в этих вещах, но, конечно, это ненормально.

Уже гораздо позже мне удается найти Энцо в его кабинете, погруженным в книгу. Я тихонько стучу, и он поднимает голову, на его губах играет улыбка.

— Лина.

— Энцо… могу я с тобой кое о чем поговорить?

— Конечно, малыш. О чем?

— Когда ты вернулся домой? — начала я, и он как-то странно посмотрел на меня.

— Не так давно. — Он смотрит на часы. — Может, полчаса назад, а что?

— Я… я не знаю, как это сказать, но… я сегодня наткнулась на твою жену.

— Аллегра? — он хмурится. — Здесь? — Мой брат кажется удивленным.