Морально противоречивый
Шрифт:
Но не сейчас.
— Просунь пальцы в свою тугую маленькую киску, — приказываю я ей, продолжая работать членом, представляя, что моя рука — это ее киска, крепко обхватившая меня и высасывающая из меня всю гребаную жизнь.
О, но я с радостью умру.
Она делает, как велено, два пальца опускаются между губами ее киски. Они почти сразу же покрываются ее возбуждением, и она использует его, чтобы размазать вокруг, заставляя меня ревновать к чертовому пальцу.
— Чья это киска, Дьяволица? — требую я, желая услышать ее слова.
—
Мои собственные движения ускоряются, поскольку я практически чувствую запах ее возбуждения с того места, где я сижу, запах пьянящий и такой чертовски вкусный, что я в секунду готов прыгнуть на нее, готовый лакать ее соки.
— Ты представляешь, что это я прикасаюсь к тебе? — продолжаю спрашивать я, наслаждаясь тем, как пылают ее щеки, как открывается и закрывается ее рот при каждом движении клитора.
— Да, — хнычет она, — Я представляю, что это мой Бог трогает меня, — говорит она, слова застают меня врасплох и заставляют мои яйца сжаться, оргазм неминуем.
— Черт бы меня побрал, Дьяволица, — простонал я. — Как я могу продержаться, когда ты говоришь такие вещи?
Я сжимаю свой член, мои глаза почти закатились до затылка от этого ощущения.
— Моя развратная маленькая монашка любит грязные игры, — говорю я, наблюдая, как ее движения ускоряются, рот приоткрывается, дыхание вырывается рывками.
— Кончи для меня, Сиси, дай мне увидеть, как эта киска кончает для своего бога, — приказываю я ей, и проходит совсем немного времени, прежде чем она стонет мое имя, ее ноги дрожат, когда она достигает кульминации, ее киска истекает соками и заливает пальцы.
Блядь!
Ее глаза открываются и остекленевшие зрачки рассматривают мой напряженный член и то, как я накачиваю его как сумасшедший, ее вид только подстегивает мое собственное удовольствие.
— Кончи на меня, — говорит она, вставая на четвереньки и медленно приближаясь ко мне, пока ее лицо не оказывается на уровне глаз с моим членом. — Кончи на меня, — повторяет она, и этого достаточно, чтобы я взорвался, и сперма вылетела из моего члена на ее лицо.
Она, как богиня, ждет своего подношения, губы раздвинуты, язык высунут, моя сперма попадает ей в рот, а затем оседает по всему лицу.
— Черт, — стону я, вид ее, покрытой моим семенем, возбуждает меня.
Отмечена. Она отмечена.
Она моргает, ее глаза фокусируются на мне, прежде чем на ее лице появляется соблазнительная улыбка, ее пальцы смахивают мою сперму и подносят ее ко рту.
— Я чертовски люблю тебя, Сиси, — говорю я ей, моя рука лежит на ее затылке, когда я прижимаю ее к себе, удерживая ее в плену, пока я опустошаю ее рот своим, пробуя себя на ее языке.
Обхватив рукой ее запястье, я подношу ее пальцы к своему рту, обсасывая их и пробуя наконец нектар, которого мне так не хватало все эти месяцы.
И, блядь, если это не делает меня снова твердым!
— Мне нужно
— Мы никуда не торопимся. Я же сказал тебе, что мы идем в твоем темпе, — говорю я ей, гладя рукой ее волосы, наслаждаясь их шелковистой текстурой.
— Просто чтобы быть готовой. Я не хочу забеременеть и пройти через это снова.
— Все было так плохо? — спрашиваю я. Я читал в интернете о выкидышах и пытался понять как можно больше. Но это была только теоретическая сторона, а не более личная.
Она кивает, ее маленькая рука сжимается в кулак.
— Я уже представляла его себе, — говорит она, — он был бы похож на тебя, с темными волосами и черными глазами, — ее голос дрожит, и я понимаю, что ей тяжело.
Возможно, у меня не так много опыта в этом деле чувств, но все, что причиняет боль Сиси, причиняет боль и мне. Поэтому я просто обхватываю ее руками, прижимая к себе и желая, чтобы я смог забрать часть ее боли.
— Расскажи мне об этом, — побуждаю я ее, думая, что это поможет ей выплеснуть все наружу.
И она рассказывает. Она рассказывает мне все о мальчике, которого она себе представляла, и о том, как она уже полюбила его. Ее слезы тихо падают мне на грудь, когда она, наконец, выпускает все, что так долго держала в себе.
Эмоционально истощенная, она вскоре засыпает.
Все еще прижимаясь к ней, я тоже закрываю глаза, не зная, что счастье, как и все остальное, тоже эфемерно.
Кошмар только начался.
?
Я резко открываю глаза, сердце громко стучит в груди. Несколько солнечных лучей пробиваются сквозь решетку единственного окна в комнате.
Моя сестра прижалась ко мне, все ее тело дрожит, губы багровые.
— Ви, проснись, — толкаю я ее в плечи, но с ее губ срывается лишь несколько слабых звуков, когда она пытается открыть глаза, ее тело плотно свернуто, чтобы сохранить тепло.
Я быстро вытряхиваюсь из своей тонкой рубашки и кладу ее на нее. Но когда я пытаюсь накрыть Ваню, моя рука проводит по ее лбу, и я замечаю, что она вся горит.
— Ви… — бормочу я, волнуясь.
Мы находимся здесь уже долгое время. Я даже не знаю, сколько времени прошло. Единственное, что мне известтно, это то, что дни сменяются ночью, а потом снова днями. Иногда нас выводят из палаты для медицинской консультации, но в остальном мы просто остаемся одни.
Единственными людьми, с которыми мы общались, были врачи, которые не очень разговорчивы. Они только записывают результаты своих измерений, а затем нас возвращают в клетки.
Потому что я не могу назвать эту комнату иначе как клеткой. Не тогда, когда решетки означают, что с нами обращаются хуже, чем с животными.