Морально противоречивый
Шрифт:
Мои мучения продолжаются, когда Крессида встает, самодовольно держа в одной руке мои длинные волосы и размахивая ими передо мной.
Я мрачно смотрю на свою самую ценную вещь, которая теперь уже не моя.
И чтобы продолжить демонстрировать неуважение, она бросает их на пол, как будто это мусор.
Всхлипывание застревает у меня в горле, когда я смотрю на свои драгоценные волосы, лежащие на холодном полу, и внезапно понимаю, что смирилась. Что может быть хуже этого?
Что они могут сделать такого, что причинит мне
Но когда я наблюдаю за Крессидой и ее группой девушек, то понимаю, что, возможно, забегаю вперед.
Сейчас поздний вечер, на улице уже темно, и единственным источником света в церкви являются свечи, расставленные вокруг алтаря и в проходах.
Каждая девушка берет свечу, и они снова окружают меня, шепча в тандеме какую-то молитву.
Я в замешательстве наблюдаю за ними, но вскоре становится ясно, что задумала Крессида.
— Есть один способ убедиться в том, что дьявол вышел из твоего тела, — она улыбается мне, наклоняя одну свечу, пока горячий воск не соприкасается с моей кожей.
Остальные девушки делают то же самое, и капают горячим воском на все мое тело. Каждый раз, когда воск касается моей кожи, я чувствую жжение, пока он не остывает и не затвердевает. Но раз за разом боль становится все более невыносимой.
— Теперь, девочки, — наконец говорит Крессида, поднимая серебряный крест и держа его за цепочку, — давайте убедимся, что ее тело должным образом очищено от зла, — продолжает она, и зло, о котором она так говорит, смотрит мне прямо в лицо.
Голова болит от продолжительных мучений, но, когда я вижу, как все девушки держат свои свечи под крестом, как огонь нагревает металл, я начинаю трясти головой, пытаясь заставить свои конечности двигаться.
Ухмылка Крессиды усиливается, и она двигает маленький крестик вверх по моей груди, пока он не оказывается над сердцем.
— Пожалуйста, не надо, — умоляю я ее, впиваясь в нее глазами. Она только смеется.
Она самодовольно прижимает крест к моей коже, ощущение жжения не похоже на то, что было раньше. Мой рот раскрывается в слабом стоне, глаза слезятся от сильной боли.
Она вдавливает крест в мою кожу, пока тот остывает, навсегда оставляя ужасный рисунок на плоти.
Я дрожу на грани обморока, пока она продолжает вдавливать раскаленный металл, уродуя меня.
Я даже не понимаю, когда она убирает его. Не чувствую, когда расстегиваются путы на моих ногах и запястьях.
Я лежу там, голая, страдающая и одинокая.
Девочки давно ушли, но я едва нахожу в себе силы встать и натянуть одежду на свое ноющее тело. Время словно остановилось. Не знаю, сколько мне потребовалось времени, чтобы прийти в себя, и как я вышла из церкви, направляясь в свою комнату. Я крепко держусь за то, что осталось от моих волос, и прячу их в сумку.
Затем, прихрамывая, возвращаюсь в общежитие.
Совершенно случайно вижу
— Сестра Селеста, — начинаю я, мои губы дрожат, пока я не начинаю рыдать, рассказывая ей все, что со мной произошло. — Почему? Что я сделала, чтобы заслужить это? — спрашиваю я, икая от избытка слез.
Подняв на нее глаза, встречаю неодобрительный взгляд. Совсем не тот понимающий, на который надеялась.
— Ассизи, — начинает она, ее тон суров, — не могу поверить, что ты придумываешь такие странные истории о своих сестрах, — она качает головой, озабоченно постукивая ногой. — Ты всегда попадаешь в неприятности.
Я? Я всегда стараюсь избежать неприятностей. Почему это я виновата в том, что все меня ненавидят?
Я открываю рот, чтобы сказать именно это, но сестра Селеста говорит первой.
— Я не хочу этого делать, но тебе нужен урок. Ты не можешь обвинять своих сверстников в таких отвратительных вещах. Именно поэтому ты всем не нравишься.
Я смотрю на нее в замешательстве, и до меня медленно доходит, что это я виновата.
— Пойдем, — сестра Селеста похлопывает меня по спине, направляя в западное крыло.
— Но это не мое общежитие. — шепчу я, почти вздрагивая, когда она прикасается к моей нежной коже.
— Сегодня ты не будешь спать в своей комнате, — говорит она, и я хмурюсь.
Я не успеваю задать больше вопросов, как она ведет меня к зданию, в котором я никогда раньше не была. Оно выглядит старше, чем остальные, и у меня возникает странное чувство, когда мы заходим внутрь. Мурашки пробегают по коже от прохладного воздуха или от страха, не знаю.
Ведя меня по узкой дорожке, она отпирает дверь ключом и заталкивает меня внутрь. В комнате нет ничего, кроме стола у окна.
— Я уже не первый раз слышу о том, что ты создаешь проблемы, Ассизи, — обвиняюще смотрит она на меня.
— Я ничего такого не делала, — я пытаюсь защищаться, но прежде чем успеваю это сделать, ее ладонь касается моей щеки, и я падаю на землю, быстро смаргивая слезы, вызванные жгучей пощечиной.
— Сестра Селеста… — прошептала я, потрясенная таким поворотом событий. Разве она не должна быть той, к кому я могу обратиться?
Но когда я смотрю на нее, такую самодовольную, то вижу в ней выражение Крессиды и понимаю, что она просто еще одна хулиганка.
А я — самый ненавистный человек в Сакре-Кёр.
Подтащив меня к окну, она швыряет меня туда-сюда, пока берет какие-то предметы со стола.
Я отшатываюсь назад, испугавшись того, что она собирается со мной сделать.
— Ассизи, — начинает она, и я замираю, увидев, что у нее в руках.
Мыло.
— Ты должна научиться не говорить плохо о своих сестрах. — повторяет она, опускаясь передо мной на колени, мыло в ее руке угрожающе смотрит на меня.
Это происходит со мной не в первый раз, и, вероятно, не в последний.