Моральный патруль
Шрифт:
Также и в химии, что нужна для изобразительных искусств – одно вещество без другого – пустота, а вместе – ад и сера с зубовным скрежетом.
Сами по себе события, когда вы объяснялись среди могил с графиней Натали фон Ростовой, и затем вспомнили об обручении с графиней Анной фон МакНельсон – простил я вам, даже не напомнил о завтрашнем дне, когда сгорите в нравственных муках; отпустил вам грехи, и ваших дам из дум прогнал просяной метелкой для счищания пыли со скульптур.
Но встреча ваша, по вашему мнению — незначительная,
Чеснок и благородная девица дали в результате трудновыговариваемое, неизъяснимое, всё равно, как бы протухла курица в натюрморте, и вы бы нюхали у неё между окорочков.
Свою тень вы бросили на непорочную графиню Анну Леопольдовну, намекали без намеков, навели пятна, хотя сами не подозревали о вашем преступлении – так волк не верит, что украдет овечку из овчарни.
Год назад я задался целью изучения самых страшных грехов Человечества, будто подписал договор с филармонией имени Гнесиных на Земле.
Каждая Цивилизация полагает грехами своё, и грехи основываются, цепляются за мораль крабьими лапками с присосочками.
На каждой лапке краба – волоски.
На Земле величайшим грехом полагают — убийство, потешно – убийство – грех.
На нашей, самой лучшей во Вселенной, потому что – оплот культуры, Планете Гармония убийство – не грех, а — повод для написания сказочно красивой эпитафии.
Убийство из благородных побуждений на дуэли – романтично, вдохновляет молодых поэтов, дает пищу музыкантам, художникам и балетмейстерам – так на благодатной почве бульона размножаются мушки дрозофилы.
Неделю назад, на фестивале Масок благородный граф Родригес противостоял на благороднейшей дуэли против графа Николаса ван Ришара, словно два герба эстетов ожили на лоне природы.
Причина дуэли – наиважнейшая: граф Родригес усомнился в чистоте жабо графа Николаса; не в моральной чистоте, у жабо нет морали, оттого, что оно – не живое, а в чистоте физической, пыльной, грязной.
Обвинения можно смыть только кровью; полетела дуэльная перчатка в благородное лицо графа Родригеса, звонкой нотой «ми» ударила по барабанной перепонке.
Графья встали в позицию, к барьеру, и началось бесплатное представление, словно из-под земли вышли духи воды и огня.
На небе случилось в ту пору затмение: две Луны закрыли по бокам светило, потешно выглядела наша Звезда, будто со щеками.
Но на затмение мало обращали внимания – не изразцовая антикварная посуда – затмение.
Шпаги скрестились, графья дерутся до последней крови, дамы конфузятся, но наблюдают, составляют стихи о героях – так курочки ожидают победы петуха над злыми силами ночи.
Рядом со мной обнаружилась благороднейшая графиня Шереметьева Эвелина фон Шелленберг – образец высокой морали, гармоничной нравственной культуры, будто её лакировали сочинениями барона Чена.
Взглянула на меня из-за веера, веер от волнения
«Ах, падре!
Непозволительно мне, молодой девушке, наблюдать забавы мужчин с длинными шпагами.
Стыд мой велик, и я искуплю его ночью — двадцать раз прочитаю в подлиннике поэму «Нравственная Ассоль».
Вы падре, поймете меня и отпустите маленький, словно булочка на завтрак в институте благородных девиц, грех.
Булочки у нас мизерные для придания талии осинной пропорции».
Графиня Эвелина фон Шелленберг присела в реверансе, и я тогда решил, что убийство эстетом эстета – не грех, о чем и ранее знал и вам говорил, князь Мишель фон Болконски; а лишение жизни некультурного, не гражданина нашей Планеты – не считается, как мы не считаем мух под ногами.
Что же тогда грех самый наиопаснейший, от которого на душе – язвы, а мораль трещит белыми панталонами на ягодицах гурмана?
На губах моих выступила пена раздумий, я обратил внимание на соловья на розовом кусту, и соловей пел для всех, даже для графьев, один из которых вскоре падет, пронзенный рукой Судьбы в виде шпаги соперника.
Соловей и розы меня всколыхнули банановым Раем, и я осознал, что наитончайшее преступление для нас, самых высокообразованных культурных обитателей Вселенной, разносчиков морали — плагиат, воровство чужого произведения, идеи.
Тот, кто взял чужой сюжет книги и назвал своим, или наиграл мелодию другого эстета, и выставил на фестиваль искусств от своего имени — преступник, имя которому – сатана.
Репутация у сатаны – никудышная, а амбиции – амбиции плагиатора!
До сего дня я находился в уверенности, что нашел тягчайшее преступление из всех выдуманных человеком, даже – испанские сапоги на каблуке-шпильке.
Но после встречи с вами, когда вы смешали в один литературный коктейль имена графини Натали фон Ростовой, графини Анны фон МакНельсон, приплели балеринку погорелого театра, и нога балеринки похвально вздёрнута, но не для сегодняшней темы – и в эту мешанину вы посмели добавить имя наиблагороднейшей, как металл шизофрений, графини Ебужинской – я пересмотрел свои заключения, словно нашел разбитые очки.
Отныне я считаю самым наихудшим пороком и грехом человечества — вас, князь Мишель фон Болконски!
Ад слишком хорош для вас; для столь великого грешника – сто Раев!
Вы не должны осквернять своими мыслями-чесноками благородных эстетов; и в ваших же интересах – нет, не покинуть Планету Гармонию, и не уйти из жизни просто, без возмездия – умереть вам следует достойно, с искуплением кровью своей высочайшей вины.
Надеюсь, что вы внутренне благодарны мне, что я даю вам шанс искупить первородный кладбищенский грех, и даже не поведаю о нём эстетам, ибо тогда пятно позора ляжет на ваш род, как коричневая краска ложится на лицо клоуна.