Моральный патруль
Шрифт:
Мы живём ради искусства, в искусстве, в строгом соблюдении норм этикета, в подчинении страстей нравственному – обожаю подчинения, когда головка склоняется, а в очах брызжут солнечные зайчики.
Классная дама графиня Марлен фон Дитрих нас подчиняла, да говорила, что за каждый гривенник добродетели мы получим рубль серебром Премию Искусств.
Много романов я прочитала, много пьес замысловатого, но обязательно морального свойства сочинила – ничего иного и не ждут от порядочной девушки, иначе я от стыда сгорю в пламени, что падает духом.
Видела, как факир себя сжигает в
Ни саламандры не вышло из него, ни Феникса, не возродился из пепла, лишь туфли красные с загнутыми концами остались – из чугуна покрашенного.
В конечном итоге я для себя поняла, в чем смысл жизни моей, в чём моё богатство чистейшей моральной устойчивой, словно маяк в Новомприднепровье, девушки.
Девушка может совершать любые поступки, пусть даже, неприглядные снаружи, но они освещены живительным огнём эстетической морали, если девушка благородная, добродетельная и целомудренная, как конфетка в обёртке.
Мы, жители Планеты Гармония, отличаемся от дам из других Миров не потому что у нас различия в теле, хотя я знаю, что умственные отличия и отличия в благонравности и прекраснодушии ведут к отличиям в строении ягодиц – фуй, дурное слово, но я промолвила без умысла, поэтому – чиста перед словесностью и перед филологами Эстетической Академии – отличаемся отношением к действительности, как к сосуду с красками для живописи.
Если балеринка из другого Мира, из погорелого театра поднимает ножку, то выглядит пошло, уныло, безнравственно, гадко и без самоотречения, потому что не вкладывает понятие морали в поднятие ноги выше головы – так мороженщик не нарисует мороженым картину «Битва эстетов».
Мы, в отличие от гастролёрок, поднимаем ножку выше головы со значением нравственным, осознаём эстетический подвиг поднятой ноги, поэтому наша ножка держится выше головы намного дольше, чем безнравственная нога гастролёрки артистки, а со стороны кажется, будто ноги подняты одинаково, но только тем людям кажется, кто – не эстет, поэтому не видит внутренний свет, что исходит от ноги благородной девицы с Планеты Гармония.
Мы в любое предприятие вкладывает зерно эстетическое, поэтому дела наши – прекрасные, а тела – еще более изумительные, словно только что возродились из вулканической магмы.
Около магмы горячо; на экскурсии я сожгла свои башмачки и потешно, хотя мне неловко, босиком шла до Дворца; мне помогал мой смысл жизни — даже босиком, если морально устойчивая девушка, то – не запятнаю честь гуталиновыми пятнами порока, лжи, укоров и пересудов носатых отрицателей прекрасного в звуках валторны.
Достояние морально устойчивой девушки и её капитал – целомудрие общее, а после свадьбы — целомудрие духовное – так опадают лепестки с венка поэтессы.
Возьмите моё золото, граф, ибо я богата внутренним содержанием, сама – золото!» – графиня Антуанета де Жаккар протянула свою половину клада, будто улыбкой одарила.
Я подхватил золото, пустился наутёк, подобно Парнасскому зайцу, но убегал мысленно, а ногами прирос к могильному холму, и казалось, что батюшки ожили под землей и норовят наружу – черви могильные.
Нет
Подпрыгнул я для надежности на могильном холме, а затем зарыдал – мне дозволено, потому что – дитя, а дети часто плачут, даже, когда перец едкий в глаза попал:
«Я полагал самым страшным, когда у нищего поэта графа из сапога голые пальцы торчат напоминанием о тленности робких стихотворцев.
Но после встречи с вами, благородная графиня Антуанета, я передумал, и смысл жизни моей переместился (будто ломом поддели) из музыкальной отрасли в живописную: теперь только картины о грешниках в аду.
Если же вы полагаете главным капиталом благородной девицы – моральную устойчивость, и все поступки любые совершаете с оглядкой на эстетическую нравственность, словно слепого музыканта за спиной примечаете, то мой капитал, как романтического кабальеро – благородство к дамам!
Господа с дам денег не берут!
Вся моя жизнь пойдет в притяжении к картинам и отторжении золота!
Ваших денег мне не надобно, графиня, возьмите мои!
Пусть весь клад достанется вам, и ведро золотое на потеху из монет отлейте; лет через тысячу ведро поместят в музей Изящных Искусств.
Однажды я потерялся в Музее, зову, призываю родителей, а вокруг – амфоры, статуэтки, медали, шпаги, рыцари, старые книги в бриллиантовых кожухах, картины древних бородатых мастеров, и многие мастера злоупотребляли спиртными напитками; кареты, древние музыкальные инструменты, но ни одного выхода из музея.
С покорностью я воспринял свою Судьбу от голода в Музее, присел на холодный пол, и уже не опасался, что застужу ягодицы и простату от ледяного кафеля, ожидал смерть – так ждёт художник молодой свою первую натурщицу.
Вдруг, упала задвижка в печи, и вылез сторож – граф Апраксин Федор де Голуаз.
Он вывел меня к свету, но до сих пор ягодицы мои ледяные, в них озорничает адский холод.
Вы стоите передо мной графиня, а между нами, как порок – золото; отобедать бы я вас пригласил, но молод, а дети по этикету не приглашают детей без позволения батюшек, пусть даже батюшки – в секретике, будто ромашки, под стеклом и землей лежат.
Вместо обеда я предлагаю вам, графиня, объединить наши имения, сердца и капиталы – да, не нужно золото, но мы его объединим, ненужное, пасквиль напишем о золоте.
Мы дети, но имеем право на свадьбу, оттого, что – поэтические натуры, а под прикрытием вашей целомудренности нам всё дозволено, будто шариковую бомбу с красками мастерим.
Станьте моей графиней женой, а я, в свою очередь, стану графом – вашим мужем в белом жабо!»
«Предложение ваше, граф Онегин Педро фон Геринг, меня не удивило; я ожидала подобного с рождения, словно упала в полынью, и плыла до сего часа подо льдом! – графиня Антуанета де Жаккар подняла ножку выше головы, мелькнула белым зайчиком в дырку панталон (изумительная работа мастеров графьёв). – Возможно, что я виновата, что часто употребляла во зло свою моральную чистоту, но зло то без цвета и без запаха, как чай в институте благородных девиц.