Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
— Слушаю, бей!
— Мне надобно увидеть господина директора, — многозначительно проговорил Муртаза. — У меня весьма важное для него сообщение.
— А какая у тебя должность?
— Меня зовут Муртаза. Я осуществляю ночью контроль за фабрикой.
— А я-то думал, что ты…
— Чего?..
— Думал, ты чин какой-нибудь, офицер!
— Я не офицер. Я служил рядовым во Фракии…
— В каком году?
— Пошел в армию из рекрутов, которых вовремя не призвали.
— А, солдат республики, значит?
— Так
— Э-э-э! Разве тогдашняя служба была военной службой? Так, сыр с маслом, а не служба. Вот когда мы служили в Йемене, в Газе! Вот это было время. Ох-хо-хо!.. Так чего тебе технический директор понадобился? Он поздно лег и не проснется теперь ни за что.
Садовник посмотрел на окно, в котором виднелась служанка.
— Так ведь, Первин? Пойди скажи-ка бею.
Та не пожелала даже ответить.
— Ведь объясняют тебе, что нужно его разбудить. Сходи разбуди! — Потом, повернувшись к Муртазе, садовник сказал: — Такая упрямая, плутовка. Дрянь, а не девка. Сладу с ней никакого, брат… Пойди разбуди!
Вместо ответа служанка захлопнула окно и исчезла. Около ворот остались Муртаза и садовник.
— Видал!.. Во как! Да, такие теперь времена настали, — проворчал садовник и, понизив голос, добавил: — Сам директор девку испортил, вот она и позволяет себе.
Муртаза снова нажал кнопку звонка.
Рассерженный директор вскочил с постели и распахнул окно:
— Кто там? Что случилось? Что за звонки в такое позднее время?
— Это я, мой директор! — подал голос Муртаза. — Свидетельствую свое почтение и глубокое уважение.
— Чего нужно?
— Мне, слава аллаху, ничего не надо! На фабрике произошло воровство, и я пришел, чтоб доложить вам лично.
— Какое еще воровство?
— Ткань украли.
— Ткань? Как украли?
— Вытащили через водосточную трубу, из крахмального, мой директор…
— Ну и что потом?
— Потом я погнался за ними, задержал вместе с тканью…
— В участок сообщил?
— Так точно, мой директор! Сдал собственноручно вместе с тканью.
— Ну и ладно… Что же ты в такой поздний час, до утра не мог подождать?
Муртаза собрался сообщить еще о своих дочерях, заснувших на работе, но технический директор захлопнул окно.
— Значит, ты задержал вора? — спросил садовник.
— Конечно.
— Сам, один?
— А зачем мне еще кто-то?
— Ну, молодец!
— Я кончил курсы, суровую науку превзошел.
— Значит, ты кончил лицей-милицей? Ишь ты. А не боялся, что они по тебе вдарят?
— А чего бояться?
— Ну, вдруг ненароком и кокнут?
— При несении службы не следует бояться опасностей. На то она и служба!
— Ишь каков молодец! Там на фабрике земляк есть у меня. Нухом звать. Может, слыхал?
— Знать-то я его знаю, да он вот не знает, что такое служба!
— Это верно… И Азгына знаешь?
— И его знаю… Ну ладно, счастливо
Только около трех пополудни Муртаза вышел из суда, где рассматриваются дела о мелких правонарушениях лиц, задержанных на месте преступления. За быстроту, с которой выносились там приговоры, эти суды в народе прозвали «Пшик-пшик и готово!» Муртаза давал показания по делу о воровстве ткани с фабрики.
Надзиратель уже почти сутки был на ногах, не присел, не прилег и теперь, после ночной погони за ворами, бегания на дачу к техническому директору, в участок и в суд, еле держался на ногах. Тело его ныло, глаза, красные от бессонницы, болели, он зевал, потягивался, хрустя суставами, и снова зевал.
«Куда идти, домой или на фабрику?» Муртаза остановился, мучительно соображая. Пойти домой, повалиться на постель — все равно больше двух часов не поспишь, в шесть снова заступать — смена. Если же не спавши явиться на работу, выйдет полтора суток без сна! — разве такое выдержишь? Но служба есть служба…
И тут Муртаза вдруг вспомнил про Нуха, и усталость как рукой сняло. Контролер, поди, уже успел побывать у директора и доложить, что дочери Муртазы спали на работе около станка?! Нет, надо сперва повидаться с директором, а потом уж домой идти. И Муртаза заспешил на фабрику, забыв про усталость, про суточное бдение и новую бессонную ночь — все это он словно откинул одним движением руки…
Директор в своем кабинете просматривал рапорты ткацкого цеха. Увидев перед собой Муртазу, он отложил ручку и сказал:
— Входи, Муртаза-эфенди, входи. Что нового?
— Здравия желаю, мой директор! — ответствовал Муртаза и, прикрыв ладонью рот, смущенно кашлянул.
— Что ты сделал с вором?
— Сдал в участок. Дело передали в суд. Ну, я там дал нужные показания…
— А других поймали?
— Так точно, мой директор.
— Прекрасно! Ну а как тебе стало известно о краже?
Муртаза таращил глаза, чтобы они не закрывались, и, запинаясь, проговорил:
— Вышел я, значит, за фабричные ворота, потому как собрался там народ…
Он остановился, мучительно соображая, почему за воротами мог собраться народ…
— Так, Муртаза-эфенди, — произнес директор, — вышел ты, стало быть, за фабричные ворота, и там собрался народ… Что же дальше было?
— Прежде всего, мой директор, я страшно виноват, очень провинился…
— В чем?
— Разве Нух не докладывал?
— Не-е-ет!
— Значит, не выполнил он своих прямых служебных обязанностей.
— О чем ты говоришь? Ничего не понимаю.
— Я никак не могу считаться хорошим отцом! — выпалил Муртаза и придвинулся к столу, в упор глядя директору в глаза. — Потому как, был бы я хорошим отцом, научил бы детей своих понимать, что значит строгая дисциплина…