Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья
Шрифт:
— Лёша, ты чего творишь-то? Что-то стряслось? — спросил он, еле подавляя зевок.
Лёха, вспотевший, но довольный, остановился и встал в позу философа.
— Видишь ли, Кузьмич! Сел я тут на лавочку и задумался… Не правильно я живу! Кузьмич! Не по комсомольски! Вот решил перестать бухать, бросить курить, завязать с совращением чужих женщин и заняться спортом.
Кузьмич, широко раскрыв глаза, внимательно посмотрел на друга, а потом подозрительно уточнил:
— На лавочку, говоришь сел?
— Ну да, лавочку сел, — кивнул Лёха.
Кузьмич, явно поражённый
— Спасибо, Лёшенька, что предупредил! Спас боевого друга! Больше я на эту лавочку не сяду!
И заржал так, что его хохот эхом разнёсся по всему аэродрому.
Наш же герой не без удовольствия вспомнил прошлый вечер и расплылся в довольнейшей улыбке.
Самое начало июня 1937 года. Чуть ранее физической зарядки, отель «Флорида», самый центр Мадрида.
Как и любое самое распрекрасное действие умеет свойство заканчиваться и теперь Лёха лежал вытянувшись на белой простыне. Раскинувшись в форме морской звезды, он откровенно наслаждался давно забытыми ощущениями. Красотка закрутилась в простыню и уютно устроившись между ног Лёхи, с улыбкой несла какую то пургу на английском, чуть растягивая слова. Рассказывала в общем про свою тяжёлую актёрскую жизнь.
Лёха вдруг припомнил, как иногда в прошлой жизни оказывался в компании студенток с пониженной социальной ответственностью, и что удивительно, они все через одну были или восходящими актрисами, или подающими надежды телеведущими…
Получивший там же, в прошлой жизни, устойчивый иммунитет от женских манипуляций, Лёха, в общем то свободно болтающий на английском, совсем перестал вслушиваться в смысловую нагрузку её речи.
Не моргнув глазом, он просто улыбался, забыв проявить эмоциональную отзывчивость и на задушевные женские разговоры не повёлся. Сочувственно прослушав монолог красотки о не лёгкой женской доле, козлах мужчинах, пидар**сах режиссёрах и прочих трудностях съёмочной жизни, из-за которых она сбежала на три недели развеяться в Испанию, ну и конечно о вечных поисках себя. Наш герой, как истинный джентельмен, просто перевернул красотку на животик и, понизив голос до соблазнительного шепота, промурлыкал ей на ухо:
— А давай лучше я тебя Ляля-Бася!
И не дожидаясь ответа, он приступил к реализации своего обещания.
Надо сказать, что этой ночью он едва не поплатился за свою необразованность, когда, отвечая на какой-то вопрос, выдал: «Об этом я подумаю завтра.» Внезапно последовал форменный допрос с пристрастием, и только тогда Лёха вспомнил, что это же цитата из «Унесённых ветром»! Мозги скрипнули и вдруг радостно выдали, что там были Вивьен Ли и Кларк Гейбля. Как оказалось, лучше бы его разбил склероз!
— Какой позор! Фильм еще не снят, а в далёкой Испании уже даже русские лётчики знают, что меня не взяли на эту роль! — рыдала навзрыд офигевшему Лёхе в рубашку слегка пьяная Кэтрин.
Лёхе поведали, что эта беспринципная, фригидная отвратительная британская интриганка — Ли, то есть Вивьен, наверняка спала
— Хорошо быть молодым, — подумал Лёха, закрывая ей рот поцелуем и вновь переворачивая несостоявшуюся актрису в более правильную позицию.
— Зато ты спала с русским лётчиком! — совершенно объективно заявил он, активно вырабатывая в её организме максимум эндорфинов.
Рано утром его новая знакомая была вынуждена куда-то срочно уезжать. Слегка смущённо она нежно чмокнула Лёху в губы и вручила ему свою фотографию с адресом, взяв с Лёхи обещание неприменно к ней заехать в Калифорнию.
Провожая Кэтрин около отеля, Антуан охал, ахал, целовал ей руки и говорил, как он искренне сожалеет об её таком скором отъезде. Лёха обошёлся дружеским щипком в знатную тыловую часть актрисы, насладился радостным взвизгиванием и последовавшим за ним чувственным поцелуем. Стоя рядом с Антуаном и махая вслед уезжающей Кэтрин рукой, он достал подаренную фотографию. На фотографии Кэтрин позировала в дурацком чёрном платье с жабо на шее и странной шляпке блином. Губы были строго поджаты, как бы намекая, что любимым Лёхиным шалостям нет места в приличном обществе.
Лёха напряг свои затуманенные алкоголем извилины, которые, к тому же, страдали от недосыпа и перегрузок, и задумался: кто такая эта «тётка в жабо»?
В итого плюнув на конспирацию Лёха показал фото и спросил француза, кем же была эта загадочная женщина.
— Алекс, ну ты просто феномен! — захохотал Антуан. Он смеялся до слёз, приседая и хлопая себя по коленям, и наконец пришёл в себя и пытаясь восстановить дыхание произнёс:
— Отодрать звезду американского кинематографа и даже не знать об этом!
Перевернув фото Лёха с удивлением прочитал подпись обороте: «Настоящему русскому герою! От Кэтрин Хепбёрн.»
Лицо вроде смутно знакомое, но память отказывалась выдавать подсказки. Кино он не особо смотрел, а уж тем более старые фильмы. Разве что Ван Дамма или Шварца он бы конечно узнал, но актрисы той эпохи пролетали мимо его интересов.
— А вы кстати разве на Международный конгресс писателей-антифашистов не остаётесь? Его специально перенесли из Валенсии в Мадрид, что бы поддержать защитников города! Я буду освещать для своей газеты «Пари-Суар», что по вашему означает «Парижский вечер», — спросил его француз.
— Извини «Парижский вечер» — пошутил Лёха, называя Антуана да Сен-Экзюпери по имени его газеты, — мы не можем! Нам ихнюю Родину от франкистов защищать нужно! — добавил Лёха пафоса в свой голос.
Лёха отловил в отеле «Флорида» помятого, но уже достаточно бодрого Кузьмича. Пожав руки и перецеловавшись с толпой знакомых и не очень людей, два слегка потрёпанных жизнью русских пилота отправились обратно на аэродром. Им предстояло снова сеять страх и ужас среди франкистов.
Правда перед этим Кузьмич вытащил свой верный фотоаппарат «Контакс» и отщёлкал половину плёнки, запечатлевая всех участников этой бурной встречи.