Моя панацея
Шрифт:
— Здесь. Сейчас.
Это всё, на что меня хватает. Честное слово, больше ни на что не способна. Максим словно бы чувствует это: движется к креслу, аккуратно укладывает меня на кожаную прохладность обивки, распластывает, нависает сверху. Похватывает пальцами резинку мокрых насквозь трусиков, тянет и выбрасывает их себе под ноги.
Всё, теперь я полностью голая и это… заводит, чёрт возьми.
— Разденься, — прошу, хотя казалось, что не смогу хоть что-то сказать. Но вышло.
— Зачем? — заламывает бровь,
— Хочу… хочу увидеть тебя.
Максим снова усмехается, и в любой другой ситуации меня бы это раздражало, но сейчас всё кажется органичным и правильным. Сегодня можно всё, сегодня не страшно.
Максим отстраняется. Выравнивается во весь свой немаленький рост, медленно растёгивает пуговицы. Одну за другой, скидывает рубашку, обнажает тренированное сильное тело, а я любуюсь им. Действительно красивый… как я этого раньше не замечала?
Следом за рубашкой улетают штаны, трусы, и я сглатываю, заметив, насколько его член… большой. У Павлика был меньше.
Намного меньше!
— Я буду аккуратным, — словно читает мои мысли Максим, а я упираюсь руками в подлокотники, напрягаюсь.
Боюсь боли, которую могу испытать сегодня. Внутри зарождается паника, я неосознанно отползаю дальше, как можно дальше. Нет, я не трусиха, но, чёрт возьми, страшно! Но Максим подхватывает меня на руки, перекидывает через себя, и вот я уже сижу на его коленях.
— Ты…
— Большой? — проводит рукой по моему бедру, спускается ниже и обхватывает свой член у основания.
Он у него увитый венами, с тёмной кожей, крепкий, действительно большой. Или, может быть, у меня просто совсем другой опыт? Ведь никого кроме Павлика я не видела, а его орган был раза в два точно меньше.
Чёрт, Павлик! Уйди из моей головы! Не хочу о тебе думать, не могу больше. Уйди!
— Потрогай, — просит Максим, отвлекая от безрадостных мыслей, и его взгляд рождает тысячи колючих мурашек на моей коже. И больше не хочется ни о чём думать, хочется только в чёрные глаза смотреть. — Не бойся, он не укусит.
Действительно…
— А что если я сделаю тебе больно?
— Я большой мальчик, переживу.
И я касаюсь. Просто дотрагиваюсь до головки, осторожно спускаюсь ниже, сжимаю член у основания, провожу немного вверх, потом вниз, и Максим глухо стонет. Это… вдохновляет. Хочется сделать ему что-то в ответ, поблагодарить за то, что сотворил со мной.
— Инга, я же не железный… взорвусь сейчас.
Чёрные глаза, устремлённые на меня, прожигают в коже дыру, пытают, мучают. Рождаю ответную реакцию.
— Там где-то лежат мои брюки, — говорит, указывая рукой куда-то в сторону. — Найди их. В кармане презервативы.
Оглядываюсь вокруг, и правда — рядом с креслом лежат штаны Максима. Нащупываю рукой шелестящий пакетик, достаю его из кармана и протягиваю. На, бери, делай с
— Надень на меня, — Максим кажется настоящим искусителем, смущает своими просьбами, обжигает словами и взглядом.
На моих глазах разрывает яркий пакетик, достаёт из него латексный кружок и вкладывает его в мою руку.
— Не бойся. Смелее!
И правда. Господи, ребёнок я, что ли? Нет, конечно же. Взрослая женщина! Мои руки дрожат, когда я раскатываю презерватив по члену, а Максим стонет, когда задеваю пальцами напряжённые тугие яйца. Мне нравится его реакция, и я, на этот раз намеренно, ласкаю тонкую кожу.
— Иди сюда, — Максим поддевает меня под ягодицы, а я замираю, когда головка упирается во вход… где всё ещё воспалено после поцелуев, где ноет каждая клетка, жаждет прикосновений и ласк.
Господи, вот сейчас, сейчас всё случится.
— Смотри мне в глаза, — приказ, и я ничего больше не вижу, кроме чёрных омутов напротив. А после… ох…
— Максим… — царапаю его плечи, цепляюсь. Пугаюсь, что не выдержу такого напора, не смогу, не справлюсь.
— Тихо, Инга, тихо… я аккуратно, — Максим целует меня жарко, снова врывается языком в мой рот, берёт его в плен, подчиняет своей власти.
Опускает на себя медленно, растягивает под немаленький размер, заполняет собой. Через миллиард мгновений он полностью во мне, до упора, до последнего миллиметра.
— Ох, — выдыхаю, а Максим прикусывает мою нижнюю губу, обводить её языком, посасывает, облизывает.
Двигает меня на себе: подбрасывает вверх, с силой опускает вниз, наращивает темп, пока я не нахожу ту самую точку опоры, не беру контроль в свои руки. Упираюсь руками в плечи, пальцы скользят по влаге на коже, и это лучшее доказательство, что Максиму хорошо.
Павлик никогда не потел во время секста. Господи, уйди из моих мыслей! Павлик, сгинь!
Вверх-вниз, пока не начинает кружиться голова, пока мир не темнеет перед глазами. Дыхание срывается, смешивается с хриплыми выдохами Максима. Царапаю широкие плечи, прохожусь по коже ногтями, царапаю.
Вверх-вниз, до судорог внизу живота, до сладкой истомы в каждой клетке кожи, до разрыва души, до дрожи под коленями.
— Ещё, пожалуйста, Максим, ещё, — умоляю, ловлю его губы, сама целую неистово, мечтаю быть ближе и отдалиться одновременно.
— Инга, смелее, — хриплое в рот, и после болезненные укусы. Его пальцы касаются щёк, шеи. Пытка и мука.
Внизу живота пожар, мышцы сокращаются, сладкая судорога проходится по позвоночнику. Что-то тёплое выливается, а Максим подхватывает меня вверх и с силой опускает на свой член до упора, до моих вскриков и своих хриплых стонов. Внутри пульсирует, жжётся, обжигает. Дыхание спирает, грудь теснит что-то новое, непонятное, странное. Хватаю ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.