Моя жизнь 1964-1994
Шрифт:
Шестого ноября в Колтушах состоялся парад частей нашей дивизии, посвящённый 25-й годовщине Октябрьской Революции. На нём нашей дивизии вручили революционное знамя рабочих Петрограда. Ассистентами знаменосца были лейтенанты Васильев Алексей Васильевич пнш-1 по разведке. Второй был Рыбаков Николай начальник штаба первого батальона, которым командовал Кукареко. А вечером провожали нашего командира дивизии Донского. Его забирали в Москву для направления в формирующуюся польскую армию. С ним уходил и командир 947-го полка полковник Казино, поляк по национальности. Вместо него полком стал командовать Важенин. В тот же вечер 3 представителя дивизии были приглашены на торжественное собрание в Смольный. Приглашен был Донской, начальник политотдела Золотухин Фёдор Кондратьевич. А от солдат была я. Меня послали, как участницу боёв за Ивановское. Я вышла из девчонок одна. Дак вот меня и... Нас тогда всего 52 человека вышло. Подходит ко мне командир роты и говорит: "Слушай Тамара. Тебе завтра надо ехать в дивизию. Ты принарядись". А во что мне было принаряжаться. У меня была всего одна гимнастёрка. Она мне была велика. У меня 42-й размер одежды. Я её ушивала, ушивала, но всё равно плечи висели. Да и старая она была. Зачем меня вызывают, командир не сказал. Штаб дивизии располагался в Колтушах. От нас километрах в шести. Там находился знаменитый институт Павлова. Из животных в нём оставалась только одна обезьянка. Наши её подкармливали. Пошла пешком. Прихожу, как приказано к 11-ти часам. Захожу в оперативный
Он говорит: "Н-е-е-т. Я теперь занимаю хорошую должность. Теперь я заведующий продовольственным складом". Ну, вот получили мы пропуска. Когда раздевались, замполит говорит: "Скажи своему командиру полка, что бы тебе сделали гимнастёрку. Что это такое? В такой гимнастёрке..". Пошли по коридору. Мне рассказывают, где Кирова убили. Привели в зал, где Ленин объявил Советскую Власть. Там уже сидели. Вначале доклад Капустин делал. Потом нас повезли в Дом Офицеров. Там слушали трансляцию из Москвы доклада Сталина посвященного 25-й годовщине Октябрьской Революции. А потом был банкет. Столы были расставлены буквой "П". Были Жданов, Капустин, Говоров и всё руководство. Мы сидели рядом с представителями 45-й гвардейской дивизии. Потом поехали домой. В машине замполит снова говорит: "Скажи Клюканову, чтоб тебе сшили гимнастёрку по плечам". Я, конечно, ничего командиру полка не сказала. Но на следующий день приходит адъютант Жуков и говорит: "Слушай. Ты знаешь, где баня? А там дом двухэтажный видела? Там на втором этаже пошивочная мастерская. Иди туда". Прихожу в мастерскую. Там был такой дядя Ваня, солдат из Коми. Рассказывал, что у него 8 детей и все дочки. Он меня всё называл: дочка, дочка. У меня такая же дочка. Говорит: "Мне уже сказали, что бы я тебе гимнастёрку и шинель перешил". А у меня шинели вовсе небыло. Фуфайку носила. Там было много гимнастёрок. Ну, с убитых. Выбрал он мне, офицерскую. Сукно хорошее, хорошее, тонкое. Пробита на спине слева, где лопатка. По-видимому, пулей. Маленькая дырочка. Он говорит: "Ну, это мы заштукуем, что не заметно будет". Ещё не знаю, откуда он взял шинель английского сукна. Наши — серые, а эта зеленоватая. Ну, такое сукно легкое. Снял мерку и всё так замечательно подогнал по фигуре. Вот так у меня появились гимнастёрка и шинель, которыми я выделялась. Поэтому меня все знали по гимнастёрке и шинели. Прихожу я в этой гимнастёрке, а разведчики и говорят: "Ну что..., в такой гимнастёрке и с таким ремнём. Да мы тебя сейчас оденем". И они мне принесли офицерский ремень с портупеей. Такой — широкий, с двумя шипами на пряжке. Пряжки со звездой носили только политработники. Когда командир полка увидел, то спросил, откуда у меня такой ремень. Я ответила, что разведчики подарили. Он сказал: "Да ладно носи. Тебе можно". С этим ремнём ещё связан эпизод. 7-го марта 1943 года мы с заместителем командира по политчасти лейтенантом Тимофеевым, аспирантом университета ездили на митинг женский в радиокомитет. Меня на Невском патруль задержал. Потому, что офицерский ремень, портупея, а погоны солдатские. Хотели на Садовую отвести в комендатуру. А потом посмотрели год рождения, всё. Старший патруля майор спросил откуда ремень, из какой дивизии и говорит: "Да ладно, иди". После моего ранения шинель осталась в роте и в ней ходила Зина Мельникова.
Вместе с офицерским пополнением к нам пришел офицер по фамилии Чирков из Рыбацкого. Он повадился ходить к нам. Придёт и сидит. Командир роты ему говорит: "Чего ты тут? Иди". А потом и командир полка ему сказал: "К девчонкам не ходи и не выдумывай тут". И вот седьмого ноября был вечер у офицеров. И они поднапились. А после десяти часов вечера по территории части просто так не пройдёшь. Надо знать пароль. А Чирков пошел гулять. Первый же часовой его остановил. А тот говорит: "Какой тебе пароль? Я офицер!" И начал.... А часовой мальчишка молодой стал его не пускать. И всё. Тот взял и застрелил этого солдата. Чиркова приговорили к расстрелу. И куда-то увезли. Это был единственный случай, когда в нашей части человека приговорили к расстрелу. Хотя особый отдел работал, связистов часто туда вызывали. Расспрашивали, не слышали ли какие разговоры. Что на линии делается. Не говорят ли лишнего. А я поначалу даже и не знала, что это такое особый отдел.
Не далеко от нас находились два озера с крутыми берегами. В ноябре, когда они замёрзли туда выходили наши батальоны и тренировались в преодолении открытого пространства и крутого берега. Помню мимо нас всё время проходил второй батальон с штурмовыми лестницами. Всем были выданы лыжи.
Обмундировали нас неплохо. Всем бойцам выдали валенки, ватные брюки, фуфайки. Это такие стёганые ватные куртки их одевали под шинель, но некоторые шинели не носили и ходили в одних этих телогрейках. Всё обмундирование было новое. Все офицеры получили полушубки. У нас полушубки выдали радистам и командирам отделений. Мне же полушубочек достался случайно. Как-то я принесла новые позывные командиру полка Клюканову. Там же в прихожей слышу: зав. складом, пришедший на доклад к начальнику снабжения, разговаривает с адъютантом штаба — старшим лейтенантом Жуковым Михаилом Михайловичем. И говорит: "Слушай Миша. У меня остался полушубок, ну такой маленький. Никому не подходит. Кому бы его отдать". А я была ростом 155 сантиметров и весила 42 килограмма. Жуков и говорит: "Вот Тамаре и отдай". Зав. складом говорит мне: "Скажешь своему старшине". Я к своему старшине Антоненко: "Товарищ старшина, вот там мне полушубок обещали". Он говорит: "А мне уже звонили. Завтра пойду, получу".
В Рождество 7 января 1943 года полк повели через Всеволожск в Кавголово. На берегу озера был расположен командный пункт дивизии. Нашей дивизией тогда уже командовал
У каждой из телефонисток был свой позывной. Мой позывной, всегда почему-то был: "роза". Коды каждую неделю менялись. Например, сегодня у командира полка позывной — 112. У начальника штаба 1012. У нас был немолодой связист, ленинградец Иванов. У него был красивый почерк. Вот он каждую неделю переписывал листочки с кодами, и мы разносили их по подразделениям. В батальоны, полит. часть, медикам. По всем службам. И нам было приказано, если называют фамилию, не соединять. Бывало, конечно, офицеры подвыпьют и просят, мол, дай мне такого. Я отвечаю, что никакого такого не знаю, а назовите код. Помню, один очень ругался и обещал меня на гауптвахту посадить потому, что не соединяла его с командиром автороты. Всё же расскажу этот случай подробнее. Сменила я как-то ночью в декабре Машу Шашкову. Сижу, дежурю. Звонит начальник штаба Георгиевский и просит кого-то позвать по фамилии. Я говорю: "Я по фамилии не знаю. Дайте код". Тогда были цифровые коды. А он начал меня ругать. Я ему сказала, что всё равно не соединю. Он отстал от меня, но забыл положить трубку. А у них там пьяная компания. С автороты собралось начальство, начальник прод. склада, сапёр Солдатенков... Они там друг с другом разговаривают, спорят. А потом один стал громко спрашивать: "Где мои портянки?!" Тут позвонил Димка Иванов из второй роты, с проверкой связи. Я говорю: "Дим, послушай-ка. Там концерт идёт". По индукции то раздаётся, все слышат. Артиллеристы просят: "Включи нам". И этот их разговор я включила по всей линии (рассказывает, улыбаясь) На следующее утро, я уже и забыла, меня начальник штаба вызывает. Такой мне нагоняй дал: "Я тебя выгоню...!" Я думаю: "Ну, выгони. Я и домой поеду. Что же такого". Он говорит: "Снимай ремень". И писарю Андрееву: "Пиши приказ. На 5 суток под арест". Тут я конечно немножко испугалась. У нас была гауптвахта для солдат, землянка вырыта. Они там дрова заготавливали... Меня-то к солдатам не посадить. Отправили на кухню. Я иду и думаю, что хоть там поем, хорошо, меня покормят. Иду без ремня, а на встречу командир полка. Спрашивает: "Ты почему не по форме одета". Я ответила, что майор мне дал 5 суток. А он уже знал о моей проказе. Ничего не сказал, а только засмеялся и пошел дальше.
Потом мне Андреев рассказал, что приходит командир полка в штаб и говорит Георгиевскому: "Ну чего ты девчонку, а? Ну чего она? Не надо было напиваться, так что трубку положить не мог". Пришла я на кухню. Докладываю командиру комендантского взвода лейтенанту Баранову, ленинградцу: Прибыла в ваше распоряжение. Давайте работу". Он говорит: "Какую тебе работу? Картошка почищена.... А вон печку топи. Помогай повару подкладывать". Ну, я подбрасываю дровишки. Сижу. Приходит вестовой командира полка Гриша колхозник и говорит: "Освободили тебя. Иди в роту. Нечего тебе тут делать. Занимайся своими делами". Я говорю: "А ремень?" Он сказал, чтобы я за ним зашла в штаб. Я думаю: "Сейчас не пойду. А то Георгиевский, наверно, ещё злой. Зайду вечером". Пришла в роту. Там обед. Получила его. Суп в котелок, второе в крышку и в кружке третье. Тут идёт пнш-1 по разведке капитан Васильев Алексей Васильевич. И говорит: "Ты что же за ремнём не идёшь. Он у меня. Приходи". Приходим с ним, а Георгиевского куда-то вызвали. Он отдаёт мне ремень и говорит: "Ну, ты здорово натворила. Вся дивизия смеётся. Знаешь, какой он сегодня был злой. Мы тут все на цыпочках ходили. Если бы на твоём месте солдат был. Он бы его на 10 суток отправил дрова заготавливать".
В боях за Ивановское вышел из строя наш комсорг Журавлев. На его место избрали меня. В то время проходили совещания командиров и актива. В актив входили парторги и комсорги подразделений. Хоть я и была малолетка и сидела помалкивала, но слушала и мотала на ус. Поэтому я уже знала, что мы готовимся к такому важному событию, как прорыв блокады. Среди комсомольцев тоже велась политическая работа. Проводились конференции, собрания... На одном совещании комитета постановили устроить среди комсомольцев соревнование по стрельбе. Поручили командирам рот обеспечить. Наш комроты приходит ко мне и говорит: "Готовь своих комсомольцев". А командир нашего штабного взвода Осипов Иван Иванович говорит: "А это наше дело товарищ старший лейтенант подготовить их к стрельбе". Поясню, в нашей роте связи было три взвода: наш штабной, радио взвод и линейщики. До войны я училась в Авиационном техникуме, сейчас это техникум Авиационного приборостроения. Дисциплина там была полувоенная. Ходили строем. Каждый по очереди командовал. Так что команды я знала. На следующий день рота построилась. Не вся рота, а только комсомольцы, человек 20. Я выхожу. Слышу за спиной смешки. А как я стала отдавать команды дак и смеяться перестали. В полку 3 батальона по 4 роты в каждом. От каждой роты пришли комсомольцы. Я веду своих, все смотрят и удивляются: надо же девчонка командует! На льду озера были поставлены мишени в виде фигур. Наша рота была вооружена карабинами. Из них и стреляли. Отстрелялись неплохо.
В начале января нам вручили погоны. К их введению все отнеслись спокойно. Я нашила погоны на шинель, а на гимнастёрке их у меня небыло.
На следующее утро после учений в Кавголово Меня и ещё пятерых мальчишек линейщиков вызывает к себе командир радио взвода ст. лейтенант Молчанов. И говорит: "Оденьтесь теплее. Возьмите противогазы и всё что положено. Вы едете на пункт сосредоточения. Будите там наводить связь". Дали машину полуторку. Ещё с нами ехал командир связи из первого батальона с тремя связистами и телефонисткой этого батальона Кузюковой Липой, Олимпиадой. Моей землячкой из Петрославянки. Приехали на пункт сосредоточения. Там для штаба была приготовлена большая, большая землянка. Мы во главе с Молчановым разместились в домике, построенном в виде шатра. Крыша была выложена дёрном. Хорошая дверь. Внутри нары, маленький столик и печка. Добрались мы к вечеру и в тот день не работали. Растопили печурку. Согрелись. Из продуктов сухого пайка сварили кашу, вскипятили чай. На следующий день пошли к Неве. Вдоль Невы располагались укрепрайоны. Мы находились в четырнадцатом, которым командовал полковник Соколов. На второй день он зашел к нам. Обратил внимание, что нет часового. Велел выставить. Сказал, что были случаи проникновения немецких разведгрупп. По этому часовой обязательно должен быть. Посидел у нас в тепле. Разговорились. Мы спрашивали, как тут они оборону держат. Как готовятся. Он сказал, что немцы тоже готовятся. Каждую ночь насосами качают из Невы воду и поливают склоны берега. Хотя там у них стоят проволочные заграждения, а подножие берега заминировано.
По самому берегу тянулись глубокие траншеи. Были построены большие, хорошие землянки. Укрепления тянулись вдоль всей линии фронта проходившей по Неве протяженностью 30 км. Для нашего полка уже всё было приготовлено. Распределены землянки и участки. Сразу у штаба рота автоматчиков. Рядом с нами взвод разведки. Дальше первый батальон, второй батальон, третий батальон. Коммутатор мой стоял на к.п. полка. От него мы должны были проложить линии связи к штабам батальонов и отдельных подразделений. Провода тянули только по земле. К стенкам траншей провод крепили специальными рогатинками. Работали дня 3. В это же время дивизионные связисты тянули провода от штаба дивизии к штабам полков.