Мозаика. Невыдуманные истории о времени и о себе
Шрифт:
Только прилетели в Мельбурн и разместились в гостинице, Юра бросился к телефону. У нас был лишь час свободного времени, и мы пытались уговорить Юру отложить поиски, мол, не успеем. Но тот заметил: «Не забывайте, что вы находитесь в цивилизованной стране с первоклассной связью. Времени достаточно вполне», - и стал заказывать разговор с брисбенской гостиницей.
Связь, действительно, оказалась первоклассной: в течение пятнадцати минут нас дважды при отличной слышимости (сравните с уже упоминавшейся «связью» с Кемерово) соединяли с гостиницей, причем ожидание связи было по времени короче, чем ее заказ. Фамилия Юры трудно усваивалась телефонистками, и приходилось ее сообщать буквами
Юра соединился с рисепшэном и попросил дежурного поискать портфель в номере или в гостинице. Через пять минут дежурный сам позвонил и сообщил, что портфеля нигде нет. Тогда ему усложнили задачу и попросили отыскать таксиста, который был заказан из гостиницы. Дежурный пообещал постараться.
Положив трубку, Юра вспомнил, что не сказал, куда девать портфель, если он будет найден.
Опять заказ, опять «Пи-Оу…», опять разговор, на этот раз совсем короткий: Юра попросил, чтобы портфель отдали на хранение в рисепшэн брисбенского аэропорта, куда мы должны вскоре вернуться. Вечером дежурный нашего отеля сообщил, что звонили из Брисбена: портфель найден и сейчас находится в аэропорту.
Через три дня мы возвращаемся в Брисбен, заходим в кольцевую стойку рисепшэна. Спиной к нам стоит молодой человек в форме служащего, что-то листает и озабоченно рассматривает.
– Простите, мистер, здесь у вас должен быть портфель…
– Посмотрите там у входа. (Служащий, не оборачиваясь, показал карандашом себе за спину).
– Да, это наш! Можем забрать?
– Конечно. (И снова – ноль внимания).
Поблагодарили, вышли, открыли портфель, все оказалось на месте. Невольно подумалось, а как бы у нас могли развиваться события в подобном случае? Кто утруждал бы себя звонками в другой конец страны? Поисками, доставкой и хранением портфеля? Наконец, кто бы осмелился отдать портфель без официального обращения с подробной описью вещей, без предъявления паспорта, расписки и прочей атрибутики нашей махровой бюрократии? Представить это себе было невозможно.
Считаю, что мне не имеет смысла останавливаться на описании уникального животного мира Австралии – это уже сделано многими другими, причем профессионально. Скажу только, что Юра нам его продемонстрировал, организуя экскурсии в заказники.
Не совсем, конечно, нас устроило, что в заказниках звери практически ручные (кенгуру-мама, например, спокойно позволяет вытаскивать детеныша из ее сумки, нахальные страусы могут бесцеремонно залезть в карман, если заметят, что туда опущено печенье, а трогательно-забавных мишек-коала на вершинах эвкалиптов нельзя рассмотреть без бинокля). Безусловно, подобное общение обеспечивает удовлетворение чисто туристического любопытства, но одновременно оставляет ощущение зоопарка.
Как бы там ни было, мы успели увидеть «то и это», и остались очень признательными Юре за его активность и достигнутый результат в вопросах «неофициальной части» нашей командировочной программы.
Что же касается части официальной, похвастаться нам было нечем: буровые станки мы австралийцам не продали. Собственно, они категорически не отказывались от приобретения оборудования. Они предложили: «Привозите свой станок, смонтируйте его в карьере рядом с американским, давайте поработаем на нем год-полтора, а затем сравним. Покажет ваш СБШ лучшие экономические показатели – будем брать СБШ, а нет – оплатим за фактически выполненную станком работу, и до свиданья. Учтите еще, американцы нам обещают продавать оборудование в кредит, а как вы намерены?».
Пришлось
Короче, длительные переговоры в Брисбене и Мельбурне, проходившие по принципу «у попа была собака, он ее любил…», закончились для нас неудовлетворительно.
* * *
Прежде чем закончить «австралийскую сагу», следовало бы рассказать об ощущениях человека, пережившего «термообработку». (Может, кому пригодится?).
Незадолго до окончания командировки мы отправились в горняцкий поселок, расположенный в пустыне в самом центре континента.
Лететь пришлось чартером на маленьком самолете, салон которого напоминал салон автомобиля-малолитражки: в нем могло находиться всего четыре пассажира, сидящих лицом друг к другу, и летчик – тут же, впереди. Несмотря на непрезентабельный вид, самолет резво поднялся и бойко помчал нас на запад, держась чуть выше бреющего полета. Общительный наш «водитель», держась за штурвал левой рукой, правой приготовил для нас кофе, угостил, потом протянул колоду игральных карт: «Не скучайте, мол!».
Погода была солнечная, ничто не предвещало осложнений. А они были рядом.
Было начало марта, разгар австралийского лета, а мы летели в самую жаркую точку южного полушария. Ландшафт внизу быстро сменился с лесного на пустынный. Еще в аэропорту при регистрации полета служащий соболезнующе качал головой: «Жарко…».
Пошли на посадку. В иллюминаторах уже замелькала земля, как вдруг наш водитель крепко чертыхнулся, и самолет резко взмыл вверх. Еще раз зашли на посадку и опять – свечой вверх. Летчик начал разговаривать в резком тоне с местным диспетчером. Как выяснилось, на взлетно-посадочную полосу вышла лошадь, «разомлела на солнышке» и таким образом парализовала воздушное движение.
Место нашего прибытия аэропортом можно было назвать лишь условно: небольшое строение типа будки (но с кондиционером), один человек штата (начальник, диспетчер, уборщица и т.д. – все в одном лице), самолеты садились прямо на грунт, а для их взлета и посадки выстригли траву, высохшие останки которой колосились по обе стороны полосы. На эту полосу и вышла злополучная лошадь, не позволяя нам приземлиться.
На просьбу летчика выйти и прогнать виновницу «авиапробки» диспетчер взмолился: «Такой жары у нас не было за всю историю! … градусов по Фаренгейту! Я боюсь выйти из помещения! Но вы не отчаивайтесь, полетайте над ней пониже, и она уйдет сама, она у нас умная».
И действительно, после дополнительного «штурмового пикирования» полоса освободилась.
Пока садились, пытались перевести Фаренгейта в Цельсия. Точно никто не знал, сколько надо отнимать, что на что делить. Сошлись на том, что за бортом не меньше 50 градусов по Цельсию.
В самолете это не чувствовалось (имелся кондиционер), а когда открыли дверь, показалось, что в лицо направили ацетиленовую горелку – не меньше. Нам сразу стало ясно, почему диспетчер не смог выйти из помещения и прогнать лошадь. Мы стремглав бросились в помещение и только там передохнули. Первую стадию «термообработки» (нагрев) мы пережили, а о второй (охлаждение) будет рассказано позднее.