Может когда-то она и была Лолитой, но не теперь
Шрифт:
В один из дней мы как всегда репетируем у Джареда.
– Шеннон! – залетает в студию Шейла, нарушая вот-вот найденное звучание. – Я уволю тебя, на хрен! – рявкает Джаред на свою помощницу. – Да заткнись! – отмахивается девушка. – Что? – жду, что же скажет блондинка. – Посмотри! Это Холи? – тычет мне в лицо айпадом. – Чего? – морщусь, отталкиваю планшет от лица. Да! Это она! Это моя Холи. Нагая, спящая. Это те самые фотографии! С моего айфона, который украли в аэропорту Нью-Йорка. – Чёрт! – закрываю ладонями лицо. – Это она? Ух ты! Хороша, коричка! – присвистывает брат. – Не смотри! – похоже на визг. – Где ты это нашла? – смотрю на Шейлу. – Один из фан-сайтов. Кто-то из фанатов выложил. – Шеннон, она снималась в порно? – смотрит на меня Джаред. – Да! – закатываю глаза. – Раскрой глаза! Это моя комната! Это я снимал её, а телефон украли. Года полтора назад. – И ты молчал? Это не шутки! – рычит Джаред. – Это не шутки, – соглашается Шейла. – Это отличный пиар! – улыбается. – Идите вы! – посылаю их. Лечу домой. Быстро семеню в дом. Холи сидит на кресле, на её коленях лэптоп. – Кексик, вы как? Как мой сынок? – быстро разуваюсь. – Это! Мать! Твою! Что! Такое?! – цедит рыжая сквозь сжатые зубы, тычет пальцем на экран. А там целый коллаж из её фотографий. – Ты! – смотрю на неё щенячьим взглядом. – Да ну? Ты серьезно? – тон подозрительно спокойный. Она встаёт, делает шаг ко мне. – Холи, это не я! – защищаюсь. – А кто? Твои грязные руки? – С чего ты вообще взяла, что эти фото имеют ко мне хоть какое-то отношение? – Я смахиваю на дуру? Это же твоя кровать! И твоя чёртова комната! – визжит. – Прости, – улыбаюсь. Надеюсь в моей улыбке много раскаяния. – Шеннон! Ты фотографировал меня голой! – рявкает. – Когда я спала! – закрывает лицо ладонями, присаживается на край дивана. – Эти
Теперь нас будет трое. Настоящая семья.
А сейчас я в сотый раз задаюсь вопросом: «Почему ты, я и наш малыш не вылилось в наше «долго и счастливо»???
====== Часть 73. Тринадцать часов ======
Тринадцать часов. Она рожала долбанных тринадцать часов. Я весь извёлся. Еще ни разу в жизни я так не нервничал. Никогда! Все вокруг меня галдят. Мама, Джаред, Нэтали, Люси, Рикки, малышки, Томо с Вики, Антуан со своей невестой Эни…
Я умоляю вас, ЗАТКНИТЕСЬ!!!
Из родильной палаты выходит её акушер-гинеколог. Несусь к нему. Вся толпа за мной.
– Доктор Андре, что с ними? – тяжело дышу. – Всё нормально. Всё прошло успешно. Их готовят сейчас к переводу в палату. Но лучше дайте вашей невесте и сыну отдохнуть, – советует доктор. Сыну… Сыну… У меня теперь есть сын! Я стал папой! Господи… – Пять фунтов, один и три фута. – Один и три фута? – в один голос восклицают мамы. – Что? – оборачиваюсь на них. В секунду их лица из испуганных превращаются во внушающие спокойствие. – Он просто маленький, сынок, – гладит меня мама по плечу. – Маленький? Это нормально? – смотрю на врача. – Да. В общем, размеры каждого малыша сугубо индивидуальны. Ваш сын маленький, но поверьте, от этого Холи было легче. – Легче? Она не могла родить тринадцать часов! – рычу. – Она не хотела и плохо старалась. Вам вообще повезло, что малыш не умер. Она изрядно его помучила! – качает врач головой и уходит. Смотрю ему в след. – Что? – выдыхаю. – Холи, Холи! Детка, – Нэтали плачет закрыв лицо ладонями. Люси обнимает её. Открывается дверь, комочек, завернутый в полосатое полотенце быстро уносят на третий этаж, а за ним на каталке вывозят Холи. Я подлетаю к ней. Смотрю на измученное лицо, сжимаю холодную, словно лёд ладонь. – Эй, как ты? – наклоняюсь. – Лучше бы сдохла прямо там, – отвечает трясущимся голосом, отдёргивает руку. – Я никого не хочу видеть, – сообщает она, и её увозят наверх. И снова вокруг меня галдеж. – Езжайте все домой! – громко сообщаю. – Она устала, ей нужно отдохнуть. Уезжайте и не возвращайтесь раньше завтрашнего обеда! – отправляю всех, пресекая все вопросы. Поднимаюсь на третий этаж. Плохо соображаю сейчас. Заглядываю в её палату. Три медсестры кружат около рыжей. – Я же сказала, что никого не хочу видеть! – рычит Холи. Я молча закрываю за собой дверь. Прислоняюсь к холодной стене, сползаю на пол. Что там, чёрт возьми, произошло? Ещё через час медсёстры покидают её палату, и я тихонечко вхожу. Она накрыта больничным пледом до самой груди, откинулась на подушки, глаза закрыты. Рядом в люльке спит мой сын. – Холи, – зову её, она резко открывает глаза, будто жутко пугается. – Я не хотела, чтобы ты приходил! – чуть поворачивается, стонет от боли и хватает Орландо на руки, крепко прижимает к себе. – Но я пришёл, – улыбаюсь. Сажусь на край кровати, наклоняюсь, целую мою рыжую красавицу в лоб. Она тяжело дышит, в глазах тысяча эмоций. И, наконец, эти эмоции проливаются на её бледные щёки. Слёзы текут ручьями, несомненно, это – катарсис. Я не прикасаюсь к ней, не пытаюсь успокоить, обнять. Мне нравятся её слёзы, тихие рыдания, всхлипы. Я знаю, ей станет легче. – Мой сыночек, мой маленький, мой любимый! Прости мамочку! Прости, мой драгоценный, – шепчет и целует его в голову через тонкую ткань шапочки. – Кесксик, дай я подержу его, – прошу. Она поднимает на меня глаза. В них столько раскаяния, отчаяния. Отрицательно качает головой, и прижимает его к себе ещё крепче. – Холи! Он и мой сын тоже! – улыбаюсь. – Нет! Не дам! – шепчет чуть слышно. – Покажи мне его хотя бы, – пытаюсь наклониться так, чтобы увидеть лицо малыша. Она плачет ещё сильнее. – Холи! – глажу спутанные, мокрые от пота и слёз пряди кудрявых волос. – Нет, мой… – шипит она. – Да что с тобой? – свожу брови. – Когда он родился, то молчал. Не издал ни единого звука. И когда всё-таки запищал, медсестра с отвращением произнесла: «Ладно, хоть не сдох»! – слёзы текут с новой силой. – Она подумала, что я намеренно хотела убить собственного сына! А я не могла! У меня не было сил. Мне было больно! – смотрит на меня, губы трясутся. – Прости меня, малыш! Прости сыночек! Я недостойна тебя! Я могла тебя убить своим грёбаным телом, – она так горько плачет. Наверное, это те слёзы, которые она копила столько лет.
Я смотрю на неё и опускаюсь в вязкую пучину шока. Я никогда не видел её такой. Она так уязвима сейчас, беззащитна. Всё, что было до этого – чушь, маски. Вот какая ты на самом деле? Маленькая рыжая девчонка, с красными от слёз глазами, качающая на своих руках нашего сына. Моя маленькая девочка.
– Холи, ты столько всего пережила за этот день, тебе нужно отдохнуть, поспать. Давай я положу Орландо в кроватку. Ему тоже нужно хорошенько отдохнуть. Это первые часы его жизни, – тяну руки, чтобы она передала мне ребёнка. – Нет! Не отдам! Не отдам! Он будет спать на моих руках. Я никогда его не отпущу, – прижимает его к себе. – Холи, ты раздавишь его! – тяну её за руки, ослабляя крепкие объятия. – Не смей отбирать его! – визжит. Малыш вздрагивает, так сильно, что я вижу как колыхнулись пелёнки и одеяльце. Тихий, глухой плач наполняет комнату. – Это всё из-за тебя! – рычит. – Отдай мне ребёнка! – строго произношу я, сомневаюсь в её адекватности. – Нет! Ни за что! – отказывает снова. – Любимый. Мой любимый! Мой родной. Мой маленький сыночек, – шепчет. – Мамочка так тебя любит. – Холи, – смотрю на неё. – Уходи! Пожалуйста, уходи, Шеннон. Я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Пожалуйста! – она не перестаёт плакать ни на секунду. – Холи, ты прекрасна, как и всегда. С нашим сыном на руках. Но тебе нужно отдохнуть. И дать отдохнуть Орландо. Я дам вам поспать, я поеду домой, утром приеду. Чего тебе привезти? – Ничего. Мне ничего не нужно, – качает она головой. – Ты любишь его? – она говорит про Орландо. – Конечно, я люблю его, Холи! – улыбаюсь, наклоняюсь и целую малыша в затылок. Он пахнет, как и его сладкая мамочка. – Ты будешь хорошим отцом, самым лучшим, – утирает слёзы. – А ты будешь самой лучшей мамочкой, – целую её в кончик носа. – Пусть его вторым именем будет Тайлер. – Тайлер. Да, – кивает она, и новый приступ слёз душит её. – Мисс О’Доннелл, мне нужно забрать малыша. Его нужно покормить. Я принесу его через полчаса обратно, – входит медсестра. – Нет! – Холи снова крепко прижимает к себе сына. – Родная, ему нужно поесть. Он умрёт от голода, – убеждаю её. – Умрёт? – нижняя челюсть трясётся. Она утыкается лицом в одеяльце малыша. – Забирайте, только не дайте ему умереть, – рыжая отдает медсестре сына, и я вновь не вижу его личика. Они уходят. – Холи, постарайся уснуть. Отдохни. Ты подарила мне сына, ты столько часов мучилась. Мы поговорим обо всём потом, если в этом будет необходимость. Я приеду завтра, – целую её руки. Она неожиданно крепко прижимает меня к себе. – Я очень сильно люблю тебя, сладкий, – шепчет. – Я безумно боялась рожать. Я безумно боюсь быть матерью. Прости меня, Шеннон. Прости меня за всё! – шепчет. – За что простить, моя сладкая? – отстраняюсь. – Ты устала, отдохни, – целую её в губы. – Я приеду завтра, точнее сегодня. Часов через пять – семь, – снова целую её на прощание, почти выхожу. – Шеннон, никого ко мне не пускай. Сейчас я никого не хочу видеть. Я хочу быть сейчас только с Орландо. Я люблю тебя, я всегда буду тебя любить! – Я скоро вернусь, – улыбаюсь ей, ухожу.
У меня хватает сил выпить стакан скотча. Я засыпаю с мыслями о любимой женщине и нашем сыне. Настоящем, живом, маленьком человечке. Самым драгоценным,
Я проспал больше чем пять часов, больше чем планировал. Собираюсь за считанные минуты, укладываю в сумку подушку Холи, её любимую мою рубашку в красную клетку, её лэптоп, розовое одеяло из её квартиры. Я постараюсь окружить её уютом. Ведь эти пару дней им с Орландо придётся провести в клинике.
Поднимаюсь на третий этаж, прижимая к себе сумку с вещами, и огромный букет из красных роз. В палате никого нет. Мимо проходит медсестра.
– Мисс, миссис О’Доннелл, из этой палаты. Её нет. Вы не знаете? – Нет. Сейчас я позову медсестру, которая унесла кормить малыша, – улыбается мне она и фотографирует меня. Я киваю, вхожу в палату. Осматриваюсь, открываю окошко, пуская январский ветер в палату. На тумбочке у кровати стоит поднос с нетронутым завтраком. Вот чертовка, ничего не съела. Вернётся, и я заставлю её! – А вот и мы! – входит медсестра с моим сыном на руках. – А Холи нет? Ну ничего страшного, иди к папочке, красавчик, – тянет мне малыша. – Я никогда… – развожу руками. – В этом нет ничего сложного. Просто держи под спинку и ни в коем случае не отпускайте головку. Его шейка очень слабая. Голова для неё слишком тяжёлый груз сейчас, – она демонстрирует, как нужно держать, и ценный груз ложится мне в руки. – Такой лёгкий! – улыбаюсь я и опускаю голову. Впервые в жизни я вижу лицо своего сына. И это самое прекрасное, что я когда-либо видел. За всю свою жизнь. Мою душу переполняет свет, тепло, любовь. Я еле дышу, в горле ком. Чувствую горячие дорожки соленой воды на своих щеках. – Оставлю вас, найду вашу жену, – уходит медсестра. – Ага, – киваю. Маленький человечек кривит губки, смешно зевает своим крошечным ротиком и закрывает зелёные глаза. Чёрные пушистые ресницы, легко подрагивают. Поддеваю пальцем шапочку. Реденькие, мягкие кудряшки вовсе не рыжие, как у мамы. У него мой цвет волос. Что ж, хоть что-то моё! Опускаюсь в кресло, качаю на руках моего сына. Проходит больше часа. – Где же ходит твоя мамочка? – шепчу спящему малышу. Достаю телефон, набираю её номер. Айфон Холи тихонько вибрирует на тумбочке. Где носит твою рыжую задницу? – Покажите мне моего племянника, – просовывает голову в палату Джаред. – Тшш, – грожу пальцем. – Проходи, он спит, – шепчу. Джаред подходит к нам. – Брат, это не твой сын! Холи родила от какого-то лилипута! – прыскает Джей. – Ты придурок! – качаю головой. – Лучше помоги мне. Поменяй подушки и одеяло. Я привёз их из дома. – Ты такой сентиментальный, – морщится Джаред. Но перестилает постель. – Тут кровь… – тычет пальцем на простыню. – А ты что хотел? Попробуй выдавить из себя человека! – язвлю. – Эй, Шеннон. Тут письмо тебе. Ужасный почерк, конечно. Это от Холи, – протягивает мне свернутый вдвое листочек. – Мистер, Лето, – входит медсестра. Мы оба оборачиваемся. – Уточняйте, нас теперь трое, – улыбаюсь. – Охрана сказала, что миссис О’Доннелл ушла, – сообщает. – Как ушла? Куда? – смотрит на неё Джаред. – Как только я унесла Орландо кормить, Холи вышла из клиники, у ворот её ждало такси, и она уехала. Это то, что сказал парень из охраны. Извините, – она выходит. – Держи, – отдаю мальчишку брату, возвращаю задницу на кресло. – Она сбежала? – шепчу.
Сбежала? Как так? Как ты могла? Я знал, что ты ненормальная, но бросить нас с Орландо? – Сбежала…
– Шеннон, письмо! – напоминает Джаред.
Да! Точно! Может, это вовсе не то, о чём я думаю?
====== Часть 74. О Ти ======
«Мой дорогой, мой любимый, мой родной Шеннон! Мой самый сладкий грех… Прости меня. Я не должна была… Но мне слишком тяжело сейчас. Я в глубочайшей депрессии. Ты знаешь, что я не хотела, я жутко боялась. Сейчас боюсь ещё больше. Я чуть не убила нашего малыша. Моё тело чуть не убило его. Я неуравновешенная, истеричная, очень сложная. Я не нужна вам. Без меня, и Орли, и тебе будет лучше. Простите меня, мои любимые. Умоляю, простите! Я люблю вас. Береги нашего малыша. Х», – дочитываю. Запускаю пальцы в волосы. У неё хватило наглости написать чёртову прощальную записку! Рыжая сука!
– Бросила… Она нас бросила… – шепчу. – Я догадался… – Джаред опускает глаза, кладёт Орландо в кроватку. – Грёбаная баба! Я всегда знал, что у неё крыша едет! Идиотка! Как она могла вас бросить? Ладно, тебя. Но сына! Новорождённого сына! Как так? – Джаред в гневе. – Ты не помогаешь, – качаю головой. – Нужно позвонить её матери, сестре, Граффаду в конце концов. Кто-то должен знать, где она, – облизываю пересохшие губы. – Как тут наши малыши? – вваливаются в палату Констанс и Нэтали. Они, что вместе ехали? Как раз во время. – Орландо спит, – шипит Джаред. – А где Холи? Вышла? – хлопает ресницами Нэтали. – Я думал, ты мне скажешь, – протягиваю её матери листок с каракулями рыжей. – Что? О чём ты? – бросает на меня короткий взгляд и начинает читать. – Шеннон, что происходит, где Холи? – смотрит на меня Констанс. – Не знаю, мам! – качаю головой. – О, Господи, детка! – по щекам Нэтали катятся слёзы. – Этого не может быть! – Кто-нибудь объяснит мне? – нервничает Констанс. – Эта сука сбежала, мама! – рявкаю. Все вздрагивают, и из кроватки доносится тихий плач. – Чёрт! – рычу, выхожу из палаты. – Эй, стой, стой, стой! – догоняет меня Джаред. – Ты куда? Куда ты уходишь? – Не знаю, – трясу головой. – Хоть куда. Только бы быть подальше отсюда! – Ты не посмеешь уйти! – строго смотрит на меня. – Его только что бросила мать, но ты не бросай его. Роднее тебя у твоего сына никого нет. Ни одного человека в этом мире нет, который был бы роднее. Я прошу тебя, брат! Хочешь, встану на колени? Только не уходи, Шеннон. Не бросай его! – Джаред крепко удерживает меня за руку. – Да что ты понимаешь? Она сбежала из-за него! Только из-за него! – отдёргиваю руку, быстро шагаю по коридору. Лестница. Машина. Дорога. Пью дешевый виски в баре дешевого придорожного мотеля. Я не могу ехать дальше. У меня просто закончится весь воздух в лёгких и я умру. Впрочем, морально я уже мёртв. Холи убила меня сегодня. Она оставила своего мальчишку мне и сбежала от сложностей. Лови, Шеннон, развлекайся. Подгузники в кладовой.
Как же так можно? Как? Неужели тебе всё равно на него? На меня, на наше прошлое. На то, что было у нас, было между нами. Эти наши совместные чтения по вечерам. Твои маленькие ледяные ступни в моих ладонях. Кофе в постель, и обильные завтраки для меня. Уморительные поездки в супермаркет, и беготня от папарацци и фанатов. Тот месяц в Лхасе, совместный душ в полиэтиленовой коробке, часы молчания.
Наши ночи в Голуейе. Сумасшедший секс. Тяжёлая беременность. Чёрт возьми, да даже наши ревнивые истерики! Это всё было нашим, общим. Только между нами. И ты всё так быстро бросила. Наплевала на нашу семью. Наплевала на нашего сына.
Возвращайся, пожалуйста, возвращайся! Пока ещё не поздно, я ещё успею простить тебя, ещё смогу. Кексик, не глупи. Возвращайся. Я так сильно люблю тебя…
– Пойдём! Пойдём, алкоголик! – сквозь сон слышу я. Пытаюсь выговорить хоть что-то. Но, я не соображаю сейчас. – Шеннон, прекрати блевать! – чей-то злой голос. Чувак, я бы с радостью. Да только с организмом не поспоришь… С трудом открываю один глаз. Я возле своего дома, Джаред вытаскивает меня из машины. На улице темно. – Как нашёл меня? – язык заплетается. – Долго звонил тебе, и бармен взял трубку. Сказал где ты, – выдыхает брат. – Идти сможешь? – Смогу! – отталкиваю его, и тут же понимаю, как нагло я наврал. Асфальт моей подъездной дорожки оказался мокрым, жёстким и совершенно не предназначенным для того, чтобы на него падали со всей тяжестью своего тела. А мой разбитый нос успел учуять запах бензина. – Я так для тебя старался, а ты даже не рассмеялся. Всё переживаешь… Ты как старик! – поднимаюсь-таки с помощью Джареда. – Орландо завтра отпустят домой, – сообщает Джаред. – Мне наплевать! – почти пою. – Мама переедет к тебе. Будет помогать. Я тоже буду. И Нэтали, и Люси. – Плевать, я сказал! – пинком открываю дверь, Джаред тащит меня в мою комнату, отпускает, и я плюхаюсь на кровать. – Фу! Воняет! Уведи меня отсюда! – Чем воняет? – Ею! Всё здесь воняет ею! – встаю на четвереньки, расталкиваю подушки, стаскиваю простынь, снова ложусь на кровать. – Сука! Всё равно воняет! Всё тут пропахло тобой. Чтоб тебе пусто было! – кричу. – Бросила меня! Она бросила меня. Меня и мальчишку. Джаред, как дальше? Я не могу без неё! Я свихнусь, сойду с ума! Она всё, что было мне нужно. А что теперь? Кто я без неё? Снова вернусь к прежней жизни? Разгульной, свободной… – Не вернёшься, брат. Теперь у тебя есть сын. Теперь живи для него. Сын, представляешь? – голубые глаза смотрят на меня, и в них столько надежды. – Сын, – морщусь. – Да кому он нужен? – Эй, не говори так! – Без неё нет смысла даже в нём. Он не нужен мне без неё. Именно из-за него она и ушла. Посмотри на меня! Я плачу. Как девчонка. Она ушла только из-за Орландо. Якобы она чуть не убила его, и теперь винит в этом себя. Без неё нам будет лучше? Нет! Без неё я сойду с ума. Я не умею жить без неё. А мальчишке нужна мать. Как она могла, брат? Как могла так с нами? – держу его за щёки. – Не знаю, Шеннон. Не знаю. В голове не укладывается. Хотя, ты знал, что она больная. Что-то подобное рано или поздно должно было произойти. Спи, Шеннон. Проспись. С завтрашнего дня в твоём доме будет жить твой сын. У него уже нет матери, не лишай его ещё и отца, – он обнимает меня. – Я переночую в соседней комнате, – уходит. – И ты должен мне мойку. Тебя тошнило по всему салону! – Иди спать, – рявкаю и отрубаюсь сам.