Может когда-то она и была Лолитой, но не теперь
Шрифт:
Да что ж такое? Как вытащить тебя на скандал? Хочу довести тебя до слёз. Хочу, чтобы ты рыдала, осознавая, какой тварью была! В секунду кровь в моих жилах закипает. Я вспоминаю всё это вновь. То, что она бросила нас!
– И что ты ушла? Вернись, побудь с сыном, – кричу. – Да, – кивает она и тихонько опускается на диван. Досматриваем мультик под неразборчивое лепетание Орландо. – Иди, ему пора спать. Уложи его, – как бы приказываю Холи. – Папа, но я не хочу спать, – качает головой Орландо. – Он не хочет спать, Шеннон, – вторит ему рыжая. – Да мне наплевать. Он должен спать в это время. Что непонятного? – шепчу ей. – Я всё поняла, – кивает. – Пойдём, сынок. Я тебе почитаю сказку. – Про шляпы? Джей всегда мне её читает. – Про шляпы, малыш, – кивает она. Они уходят.
Я, вероятно, должен чувствовать себя полным уродом, но ничего подобного. Адреналина хоть отбавляй. Я готов попробовать снова пробить её моральную защиту. Спустя полчаса она выходит из комнаты. – Тебе бы тоже не мешало поспать.
– А тебе бы не помешало поменьше раскрывать рот на тему, кому чего не помешало бы делать! – Хорошо. Прости, – опускает голову проходит мимо меня. Ах ты сука! Ну уж нет. – Что ты заладила: «Прости, прости»? Ты других слов не знаешь? – Я прошу меня извинить, – тихонько произносит она. – Я не это имел в виду. А ты – дура! – Как скажешь, – кусает губу, забирает со стола мою тарелку, идёт к раковине. – Прекрати! – бью ладонью по тарелке, и фарфор с глухим хлопком разлетается по полу. Вместе с ним остатки салата, хлебные
Да! Наконец-то!
Но она лишь утирает слёзы, и ничего не отвечает. Ах так? – Ползи, – киваю на пол.
– Шеннон, пожалуйста! – качает головой. – Ползи, как побитая шавка! Низко пригнувшись к полу! – у меня вдруг резко зачесались ладони. Я хочу пройтись звонкими ударами по всему её телу. – Я не буду этого делать! – голос её дрожит. – Пожалуй, я заберу Орландо и мы уедем с ним в Европу, – задумываюсь. – Нет, – взвизгивает она, быстро хватает осколок, низко нагибается, прижав грудь к полу, и ползёт к раковине. Я смотрю на неё.
Она! Моя любимая грубиянка, гордячка, дикарка, упала сейчас так низко. Только что бы угодить мне.
– Поднимайся! – рычу, сильно сжимаю её плечо, и одним рывком ставлю на ноги. В её глазах застыли слёзы. – Неужели ты вправду так раскаиваешься, что готова, пойти вот на такое? – держу её за щёки. Она кусает опухшую нижнюю губу. Молча глотает слёзы. Кажется, молчит целую вечность. – Отвечай, чёрт тебя дери! – трясу её за плечи. Точно знаю – синяки останутся. Она по-прежнему молчит. Отпускаю, она падает на пол, встаёт на колени и крепко обнимает мои ноги. – Я готова пойти на всё, чтобы заслужить прощение, – шепчет она. – Ты должна не у меня его просить, а у сына, которого бросила! – тяжело выдыхаю. – Да, – кивает она. – Я положу всю жизнь, чтобы заслужить его прощение. Видит Бог, Шеннон, я не хотела уходить. Это было самое тяжёлое решение в моей жизни… – Так какого чёрта ушла? – с трудом сглатываю ком. – Я чуть не убила его. Во время родов я перестала стараться! Не было сил. И после того, как Орли родился, я боялась, что что-то сделаю с ним. Боялась, что я умру… И думала, как он будет без меня? Поэтому ушла, как только смогла стоять на ногах. Чтобы ничего не сделать с ним, с собой, с тобой… – она плачет, уткнувшись мне в живот лицом. Я чувствую, как мне жарко от её слёз. – Я не верю ни единому твоему слову! Ни единому, – пытаюсь разорвать её объятья, но она ещё крепче сжимает руки. – Но это правда, любимый! – Не называй меня так! – качаю головой. – Но я люблю тебя, – всхлипывает. Собираю всю силу в кулак, отталкиваю её. – К счастью, я разлюбил!
====== Часть 79. Смекаешь? ======
Конечно, я соврал. Конечно же я ни капли не разлюбил, но сейчас я не могу признаться ей в этом.
Выхожу на задний двор, я не хочу видеть её слёзы, потому что могу не сдержаться и наброситься на неё с крепкими объятьями и нежными поцелуями.
Минут через двадцать захожу в дом. Слышу болтовню. Мама и Холи, а ещё Джаред за каким-то чёртом приехал. Заворачиваю в комнату, где спит Орландо. Он заботливо укрыт пледом. Ложусь на диван, закрываю глаза, забываюсь крепким сном.
Когда открываю глаза, то замечаю, что солнце перекинулось на противоположную сторону дома. Уже вечер. Поднимаю голову, Орландо нет. Мама порхает над кастрюлями в кухне. Слышу заливистый смех во дворе. Подхожу к двери, чуть приоткрываю её. Холи сидит у бассейна в коротких джинсовых рваных шортах, узкой маечке. В бассейне плескается Джаред, а рядом с ним Орландо. Уже было дергаюсь к нему, он же слишком маленький! Утонет. Но замечаю, что на нём спасательный жилет и он сидит на надувном матрасе. Джаред поддерживает его. Я немного ревную.
– Так вот, это было очень странно. Он всегда вставлял в речь французские слова, и неизменно после каждой повествующей фразы он вставлял, это до жути противное: «Смекаешь»? И смотрел так, будто ждал какого-то невероятного ответа. «Мадмуазель Холи, когда Наполеон уходил из Франции, Жозефина заводила себе кучу любовников, la putain! Смекаешь»? – передразнивает кого-то Холи. Странно. Она никогда не рассказывала мне ничего подобного… Я злюсь. – Серьёзно? Назвал Жозефину шлюхой? – смеётся Джаред. – О! Это самое ласковое, чего была удостоена бедная императрица Богарне, – улыбается Холи. – Ну, ты смекаешь? – смеется. – А ты неплохо говоришь по-французски! – Только говорю, – отмахивается. – Давай. Я внимаю. Научи меня чему-нибудь! – Джаред держит плескающегося Орландо, и глазами полными обожания смотрит на Холи. – Например, ты можешь рассказать о себе, – начинает она и что-то минуту лепечет на французском. Он внимает каждому её слову, выглядит сейчас как мотылёк летящий на солнце. И выражение лица наиглупейшее. И всё равно в глазах эта чёртова похоть. Он хочет её. А теперь, когда она вдруг стала француженкой, он хочет её вдвойне. – Мама, а что такое шлюха? – неожиданно спрашивает Орландо. Джаред и Холи в один миг замирают. Ну всё! Это последняя капля! – Папа! Смотри, я плыву. Я совсем как ты! – Орландо первый замечает меня. – О! Папочка проснулся! – восклицает Джаред. – Иди ко мне, – вытаскиваю сына из воды. Он начинает выкручиваться, отталкивать меня, совсем не хочет вылезать. – Шеннон, оставь его! – вступается новоявленная мамочка. – Рот закрой! – рычу на неё. – Не хватало ещё, чтобы вы научили его другим ругательствам! – ухожу с Орландо в дом. Переодеваю его плачущего и просящего отпустить в бассейн. – Орли! – входит рыжая. – Мама, я хочу купаться! – выглядывает он из-за моей спины. Всхлипывает. – Родной мой! – тянет к нему руки. – Ушла! – рявкаю. – Шеннон, позволь мне. Я только успокою его, – не отступает. – Пошла вон я сказал! – рычу. – Папа не кричи! – рыдает мальчик. – Помолчи, заступник! – одёргиваю О Ти. – Шеннон, хватит! Ты делаешь ему больно! – убирает мои руки, закрывает его собой. – Уйди отсюда! – крепко сжимаю её запястья. – Уйди! Уйди! Уйди, мать твою. Ты бросила его! Тебя не было с ним три долбанных года! Ты не пыталась защитить его три года, лучше не начинай сейчас! – шиплю. Смотрю в её мокрые, красные глаза. – Он мой сын! Позволь мне самой решать, заступаться за него или нет! – твёрдым, стальным тоном отвечает мне она. – Да ты совсем с ума сошла, сука! – свирепею, бросаю её на кровать, замахиваюсь. – Папа нет! – визжит Орландо, и мне в голову, будто стрела прилетает. Я вижу его глаза полные слёз и ужас в глазах Холи. – Что у вас тут происходит? – залетает в комнату мама. За ней Джаред. Они видят картину. Холи забивается в угол между детской кроваткой и стеной, плачущий Орландо, я, озверевший, с красным от гнева лицом. – Забирай его, – приказывает мама Джареду. – Пойдём О Ти! Съездим за твоим любимым мороженым, – Джаред хватает его на руки. – А папа с мамой больше не будут кричать? – Не будут родной, – Констанс целует его в макушку и брат уходит с моим сыном. – А теперь, послушайте. Разберитесь со своим дерьмом! Я не хочу чтобы у моего внука пострадала психика из-за родителей – придурков! Или миритесь, или решайте вопрос с опекой в суде. И если я ещё хоть раз услышу вашу ругань, клянусь, я сама подам на вас в суд! – рычит мама, выходит, громко хлопая
Опускаюсь на пол, зажимаю голову коленями. Сижу не двигаясь минут пять. Её всхлипы стихают. Слышу шорох. Да. Правильно. Уходи! Я слишком уязвим сейчас. Но она не уходит, поворот ключа в замочной скважине. Теплые ладони разводят в стороны мои колени, поднимаю голову, смотрю в её глаза.
– Прости меня, я не должна была перечить тебе, не должна была ставить под сомнение твой отцовский авторитет. Прости меня, – зажимает ладонями мои щёки, нежно касается губ. Они сладкие, и она пахнет сладко. Я схожу с ума. Я на грани животной ярости, неисчерпаемой любви и лютой ненависти. – Не надо, – нехотя отталкиваю её. – Прости меня, любимый. Прости! – целует шею, снимает с меня майку. Проводит влажными губами по груди, животу. Ладонь неустанно трёт меня между ног. – Не надо, – повторяю. Но слишком не уверенно. – Позволь мне, – расстёгивает ширинку, горячая ладонь проходит по отвердевшему органу. И когда её губы накрывают головку, я откидываю голову. Ни одной мысли, только ощущения. Невероятные. Я не думал, что это может случиться хоть когда-нибудь. Пальцы сами вплетаются в её волосы. Я не контролирую её движения, просто держу руки на её голове. Я помню её рот, осторожный. Нежный язык, плотно прилегающий к моей коже. Я на финишной прямой. – У вас всё в порядке? – стоит мама за дверью, я быстро отвечаю положительно, мама уходит. И в этот самый момент я кончаю. Резко осознаю, как я жалок. Ради собственного удовольствия снова позволил ей унизиться. Поднимаю её голову за волосы. Она смотрит на меня. С губы падает капелька чего-то. Хотя почему же чего-то? Я знаю. Это она и есть… Моя… Сильнее сжимаю её волосы. Как же я сейчас себя ненавижу! – Больше никогда так не делай! Ты мне противна! – морщусь, отбрасываю её голову, и рыжая падает на пол. Быстро встаю, застёгиваю ширинку, натягиваю майку. Бросаю на Холи взгляд. Она сидит, опустив голову. – Я сделаю, как ты скажешь, только прости меня, – шепчет. – Ты противна мне! – рявкаю, быстро выхожу из комнаты. На самом деле я противен сам себе. Я унизил её. В который раз. А может это праведное наказание? Я правильно делаю? Да! Буду так думать! – Мама, пусть О Ти останется сегодня у тебя. Только не подпускай к нему её! – Ты оставляешь сына мне? Я сама решу, подпускать к нему родную мать или нет! – шипит мама. – Делай что хочешь, – отмахиваюсь. – И, прости нас! – бросаю на прощанье, уезжаю.
====== Часть 80. Дуэль ======
Успокаиваюсь только, когда удаётся убить первую сотню орков. Выпиваю несколько банок пива. Желанное расслабление потихоньку накатывает на моё тело.
– Шен! – входит в дом Джаред. Что? Я говорил про расслабление? Забудь, Шеннон. Пришёл один из главных твоих раздражителей. – Что? – рычу. – Это я! – Да ну? Действительно ты? – поворачиваю голову. – Привез тебе поесть, – ставит на стол пакет. – Я тебе не рассказывал – я умею готовить, – снисходительно отворачиваюсь. – Это мама передала. – Что они делают? Как там Орландо? – мне безумно интересно. И я скучаю по сыну. – О Ти уже спит. Мама с Холи болтают на улице, кажется, пьют коньяк. – И рыжая пьёт? – раскрываю глаза. – О! Ещё как! Ну знаешь, побочный эффект лечения от маниакальных расстройств. – Пиво будешь? – предлагаю. – Да. Очень смешно! – кивает брат. – Лучше дай второй джойстик, – просит. Протягиваю ему второй, и убийство орков постепенно перетекает в убийство героя Джареда. – Эй, ты с ума сошёл? Нахрена убил? – Я случайно, – вру. Нет! Я целился именно в тебя! – Будь внимательней! Я набрал почти восемьсот очков! – Всё! Успокойся. Ты как маленький! Я набрал восемьсот очков, – передразниваю его. – Заткнись! – он наводит на меня электронную пушку и по экрану сползают куски моей электронной плоти. – Ты придурок? – ору. – Какого чёрта? – Оу… Ты чего? Может, сходишь на группу по управлению гневом? – Джаред отстраняется. – Я псих, по-твоему? – По-моему ты стал неуравновешенным. Где тот Шеннон, которого никакими усилиями не вытащишь на эмоции? – Сдох! – рявкаю. – Я заметил. Успокойся. Не повышай на меня голос! – Отвали! – бросаю джойстик на стол. Закуриваю прямо в кухне. – Эй, тут твой сын живёт. Не думаю, что ему полезно дышать этой дрянью! – Тебя никто не спрашивал! – улыбаюсь. – Смекаешь? – сверкаю глазами. – О! – кивает Джаред. – Так вот ты о чём! Я так и знал! Только не говори, что ревнуешь! – улыбается. – Больно ты мне сдался, – прыскаю. – Нет. Не меня. Её! Ты ревнуешь её ко мне, – щурит глаз. – Ничего тупее ты придумать не мог? – защищаюсь. – Ох, храбрец! – скрипит Джаред старческим голосом. – Я же вижу, как твои глаза метают молнии, когда я с ней болтаю, – чёрт! Он слишком хорошо меня знает! – А ты мог бы и постесняться так смотреть на неё. В глазах целые спальни похоти. Ты же её мысленно уже во все отверстия поимел! И это не сейчас началось, я заметил это в первый день вашего знакомства. И не строй из себя её друга, когда сам хочешь оттрахать! – сверлю брата глазами. – Ну прости! Не могу контролировать своё либидо! – улыбается. – Фу! Как ты можешь? Она мать моего ребёнка! – морщусь. – Вот и не забывай об этом! – рявкает. – Она мать твоего сына, и ты любил эту девушку! И сейчас любишь! Так что хватит над ней издеваться! Дай ей шанс, мать твою! И вынь голову из задницы, ты становишься придурком! – ругает он меня и уходит.
И когда это все стали такими умными? Провидцами? Хреновы учителя! Посмотрел бы я на вас, окажись вы на моём месте. Не уверен, братец, что ты бы сразу кинулся в объятия своей непутёвой жёнушки!
Утром приезжаю за О Ти.
– Он ещё спит, налей себе кофе, – машет мама в сторону кухни. Опять рисует свои лилии и петуньи. Вхожу в комнату к Орландо. Холи спит, свернувшись колачиком на диване. Сама безмятежность, само спокойствие и умиротворение. Прости за вчерашнее… – Доброго утра, – открывает глаза. – Я приехал за О Ти, – сообщаю. – Да, я знаю… Не за мной же, – тяжело выдыхает она и поворачивается ко мне спиной. Одеяло сползает и мне открывается татуировка под левой лопаткой. Это надпись. Я разбираю имя сына и своё имя. – Сделала тату? – шепчу, сажусь между кроватью и диваном. Она поворачивается ко мне, и наши лица сейчас друг напротив друга, на расстояние вытянутой руки. – Да, Шеннон, – кивает, прикрывая глаза. – Что там написано? – облизываю губы. – Я признаюсь сыну в любви и прошу у тебя прощения. На латыни, – отвечает она. – Тупость! – фыркаю. – Как скажешь. Тупость. Ты прав, – соглашается она со мной. – Да что с тобой? Так и будешь соглашаться со всеми оскорблениями? – повышаю голос, но потом снова перехожу на шёпот. Не хочу разбудить сына. – Я изменилась, – жмёт плечами. – Ты не изменилась! – качаю головой. – Я же вижу. Ты просто корчишь из себя тряпку! Но ты не такая, – качаю головой. – Просто будь собой. Орландо не нужна безвольная мать, – встаю, иду к двери, открываю. Почти выхожу. – Я не понравлюсь тебе… – шепчет мне в спину. – Но и такая ты нам не нужна, – тихонько закрываю за собой дверь. Она выходит следом. – Кофе, – прошу я. – Что? Кофе? Просто кофе и всё? Безо всяких там: свари, налей, пожалуйста? – поднимает рыжая брови. – Эмм… Свари, – развожу руками. – Пойдём, я покажу тебе, как включается кофеварка. Хотя… Ты уже большой мальчик, разберёшься сам, – кивает. – Эй, ты перегибаешь, – хватаю её за руку. – Перегнул ты. Вчера. Позволил мне отсосать тебе, и выбросил, как использованный презерватив, наполненный спермой. Я справилась с унижением, думаю, и ты с кофемашиной справишься, – кивает, выходит на улицу, убегает на пробежку. – Подлая сука! – рычу. – Шеннон, найди мне номер судьи! – строго просит Констанс. – Всё, мам. Не нужно судью! Больше не буду её обзывать! – отвечаю ей. – Учти, Шеннон! Я докажу, что Орландо не может жить ни с одним из родителей, что со мной ему лучше. И ты не посмеешь судиться с собственной матерью. И тогда вы сможете видеть ребёнка раз в месяц. По часу! – будто между прочего сообщает мама. – Ты страшный человек, мама! – раскрываю глаза. – Вот и не забывай об этом! – улыбается она. – Иди, приготовь страшному человеку чай! – выгоняет она меня. – Я люблю тебя, мам! – целую её в белую макушку.