Муха, или Шведский брак по-русски
Шрифт:
— Вдаль, да, вижу, — согласилась Мария Семёновна.
— Так вот почему ты тогда на ключ заперлась! Перемолчать решила!
— Ты же и сама видела.
— Да мне и в голову не пришло! Подруга ведь! Самая близкая! А ты могла бы поделиться, если уж такая прозорливая.
— Я в вашу жизнь не вмешиваюсь.
— Вот и не довмешивалась.
— А ничего бы не изменилось.
— Как это ничего? Я бы сразу побежала туда, в дверь затарабанила бы!
— Оставь мужика в покое. Не всё от нас
— Что «да и»?
— Я тут поразмышляла… Такого, как Петя, это приключение вряд ли испортит. Даже полезно ему.
— Что ты говоришь! Полезно!
— Да. Для… этого… для самоутверждения.
— Да-а-а, умом вас не понять. Ты ж сама, сама, как только про их с Васькой шведский заговор узнала, сама первая переполошилась. Забыла?
— Шведский заговор — это был бы разврат.
— А через дорогу бегать — не разврат?
— Он никуда не бегал. Тут ничего наперёд не просчитывалось, баш на баш любовь не менялась. И Петя не виноват.
— Матерь божия! Вы тут все подельнички, я вижу. А если шибко понравится ему вот так «самоутверждаться»?
— Вот этого уже допускать нельзя. Но хворостина не метод.
— А что тогда метод?
— Полезь на чердак. Там под старыми досками ружьё лежит. Много лет уже.
— Откуда у нас ружьё? — насторожённо приложила руку к груди Валя.
— От твоего отца-стервеца осталось. Я не выбросила. Но боевых патронов не держу. Только холостые.
Валентина ахнула:
— Значит, эта твоя история про двух друзей, жену и ружьё… это не выдумка что ли?
— Нет, Валя, не выдумка. Я его, стервеца, до сих пор люблю. И виню себя за его смерть на болоте.
— Себя винишь? — снова поразилась Валя. — Он же подлецом первостатейным оказался!
— По жизни подлецом он всё-таки не был. Да, смерзавничал один раз. Кто его знает, что у него тогда в голове сверкнуло. Под влияние дружка попал, смалодушничал. Человек иногда сам про себя не ведает. Но если бы я знать могла, чем дело обернётся, я бы его тысячу раз простила. Тысячу раз. Нельзя, чтобы у человека выхода не оставалось. Вот так-то, Валюша.
Валя подошла к матери и обняла её.
Потом Валя нашла ружьё на чердаке. Спустившись вниз, молча вытирала его от пыли. Мария Семёновна сидела рядом.
— А патроны в кладовке, слева, за банками с вареньем, в серой картонной коробочке — сообщила она. — Пужани его так, чтоб запомнил надолго.
Когда Петя пришёл домой, его ждал вкусный ужин. Но не сразу. Валя отослала Петю в баню, искупаться.
— Вот, возьми свежие трусы и майку. А я пока постель чистыми простынями застелю.
— Дак вчера ж вроде всё меняли, Валюш. Праздник, что ль, какой?
— Так бывает в двух случаях, Петя, — загадочно ответила Валя. —
Вот, блин, загадками говорит. Петя посмотрел на тёщу. Мария Семёновна сквозь очки с толстыми, выпуклыми линзами, спокойно разглядывала какой-то журнал. Петя улыбнулся. Сюрприз какой-то.
Все вместе провели хороший, спокойный вечер у телевизора. Смотрели иностранный фильм — на экране бегала растрёпанная заграничная баба с ружьём и целилась в прятавшегося от неё мужика. Мария Семёновна прямо пугалась, а Петя с Валей посмеивались и переглядывались.
— Да это ж не по правде, мама, — сказал Петя. — Выдумка. Выдумывают всякую хренотень эти сценаристы с режиссёрами. И бабки лопатой гребут.
И Петя приобнял Валентину, легонько, но крепко потряс руками за плечи — ух, мол, моя золотая! — и поцеловал в щёку. Петя, как всегда, ждал сладкого продолжения в спальне, которое полагалось несколько позднее.
«Такое ощущение, что сегодня в спальне Валюха мне сюрприз преподнесёт. Видать, наконец, решилась проявить изобретательность в постели. Ну что ж, давно, давно пора. Муж ведь, а не бродяга случайный. Кто ж мужа ублажить должен, как не жена родная, да так, чтоб он себя не помнил?»
Такие мысли бродили в голове у Пети. От предвкушения он прямо вздохнул с дрожью в груди.
И этот час наступил. Когда Валя вошла, Петька, лежавший в постели уже обнажённый (какие там трусы, какая майка!), по привычке, без всякого там «Якова» откинул лёгкое одеяло в сторону:
— Иди сюда, моя принцесса.
— Сейчас, — ласково ответила Валя. Достала из кармана халата два охотничьих патрона и осторожно поставили их донышками на полированную тумбочку.
— О! — коротко хохотнул Петя. — На охоту собралась? На какого зверя, Валёнчик?
— Сейчас узнаешь.
Подошла к шифоньеру, открыла створку, вытащила оттуда двустволку, переломила ствол и вогнала в отверстия два патрона.
— Эй, баба, откуда ружьё?
— Сказано — примак. Ты, Петя, на наш чердак ленился лазить. Оно там много лет лежало. Ждало.
— Чего ждало, Валюш?
Петька быстренько ерзанул задом назад по постели, встревожено сел почти у спинки кровати.
— Валюш, с ружьём шутки плохи.
— А я, Петя, и не шучу. — Валя направила ствол на Петьку. — Задницей ко мне развернись.
— Да ни за что не развернусь. Зачем она тебе?
— Муху из неё выбивать буду.
— Ты что, спятила? Кина насмотрелась? Какую муху, Валюш?
— Про которую Федька-гармонист любит петь. Неужели не слыхал? «Муха в заднице сидит, муха мной руководит». Это разве не про вас, кобелей?
— Может, она у Федьки там застряла, а у меня нет, Валюш.