Муля, не нервируй… Книга 2

Фонд А.

Мне это надоело, и я сказал:

— Перестал бы ты, Григорий, дурью маяться. Ну вот сам подумай, что там такого случилось?

— Я всё видел, — мрачно сказал обманутый муж.

— Что ты видел? — зачал уже злиться я.

— Всё! — отрезал Григорий и посчитал, что на этом обсуждение поведения вероломной супруги можно заканчивать.

Но я очень не хотел, чтобы он поселялся у меня в комнате. Поэтому настойчиво продолжал развивать тему:

— Ну да, собрались все соседки на кухне и помогали Жасминову делать ингаляции из картошки. От насморка.

—

Но держала его голову она! — не сдавался уязвлённый Григорий.

— Потому что у неё руки самые тонкие, — ответил я, — ты руки Беллы видел? Да у неё в кастрюлю одна рука бы только влезла, и то не факт! А голову Жасминова тогда куда пихать, если там будет рука Беллы?

— Эх, подвёл ты меня, Муля, — хмуро сказал Гришка, не обращая внимания на мою аргументацию. — Сам подговорил меня ночевать на заводе, а в это время этот павлин её охмурил.

— Ничего он её не охмурил, — покачал головой я, — там же Полина Харитоновна всё время с нею была. Сам понимаешь, даже при всём желании, ничего бы там не вышло. Ты же свою тёщу знаешь. А когда она уехала, то Жаминов тоже уехал. В командировку. Вернулся вот перед твоим приходом.

Григорий призадумался и лицо его немножко разгладилось. А я добавил контрольный:

— Мирись с нею, Гриша. А то действительно, ты своей глупой ревностью можешь к чему угодно её подтолкнуть.

— Думаешь? — неуверенно сказал Гришка. Он всё ещё сомневался. Нужно было додавить. Поэтому я привёл главный аргумент:

— Ради Кольки мирись. Ему сестрёнка нужна. Срочно!

Гришка, после недельного дежурства на заводе, живо заинтересовался таким хорошим выходом из ситуации и сказал торжественным голосом:

— Да, ты прав, Муля. Ради сына пойду прямо сейчас и помирюсь с нею. А то жалко, если сиротой останется, — он ещё немного подумал, помялся, а потом решительно и торопливо вышел из моей комнаты.

Назад он не вернулся.

Каюсь, я расслабился. Точнее переключил фокус внимания на проблемы дома, в коммуналке и у родителей Мули и совершенно перестал отслеживать наперёд обстановку на работе. Кроме того, эти дни выдались настолько рутинно-спокойными, что никто бы и не подумал, что произойдёт дальше.

А дальше было вот что.

Я сидел и, как обычно, работал в нашем кабинете, на своём рабочем месте. До конца рабочего дня оставалось каких-то два часа. И я уже предвкушал, что сегодня у меня днём побывала Дуся (они с Модестом Фёдоровичем выделили для неё аж два дня, в понедельник и четверг, когда она приходила ко мне, готовила и наводила порядок). Я был практически абсолютно счастлив: с меня сняли всю бытовуху, которая в это послевоенное время была особенно некомфортной и тяжелой.

И вот я уже предвкушал, что сейчас вернусь домой и буду наслаждаться чистотой и приготовленными Дусей блюдами, с удовольствием гадал, что она сегодня такого интересного сделает: котлеты или, может, как в прошлый раз, пирог с рыбой?

И тут дверь открылась и в кабинет заглянул седоусый, который уже дважды при мне вёл заседания профсоюза, и кивком поманил меня на выход.

Ну,

ладно, я встал, удивлённо взглянул на коллег (но по их лицам было видно, что они и сами не в курсе) и вышел из кабинета.

— Бубнов, — сказал седоусый, — там на тебя служебку написали. Точнее докладную. Так что будем разбираться.

— На меня? — честно признаюсь, я так удивился, что прямо удивился. В последние дни я был, как и мечтал Козляткин, образцово-показательным сотрудником: тише воды, ниже травы. Писал рабочие бумаги и ни в какие передряги не лез. Даже в столовую не ходил (потому что таскал коробочку с любовно приготовленными Дусей обедами).

— На тебя. На тебя, — вздохнул седоусый и пожаловался, — ну почему вам спокойно не работается, люди?! Ну почему от вас столько проблем?!

— А кто? — наконец-то пришел в себя я и додумался спросить.

— Ну, а сам как думаешь? — скептически взглянул на меня седоусый.

— У меня два варианта, — развёл руками я, — или Барышников, или Уточкина. Больше меня здесь не желает подставить никто. Хотя, может, ещё Лёля. Или Зина.

— Мда, — прокомментировал мои допущения седоусый. — Не угадал.

— Да ладно! — удивился я, — а кто тогда?

— Да комсорг наш, — сказал седоусый.

— Он? — я так удивился, что чуть челюсть не уронил, — а он-то за что?

— А вот на собрании и ознакомишься с сутью претензий, — сухо ответил седоусый и добавил, — сегодня в шесть пятнадцать, в актовом зале. И не опаздывай.

Я кивнул, но он даже не посмотрел, и сразу ушел. А я стоял в коридоре и пытался понять логику: что не так и за что этот карьерист может написать на меня докладную?

Недолго думая, я отправился в Красный уголок. Решил, спрошу у него обо всём сам. Пусть посмотрит мне в глаза и ответит.

Но мне не повезло и дверь оказалась заперта. Возможно, комсорг предугадал такое развитие событий, что я приду, и решил пока лишний раз не отсвечивать.

Для самоуспокоения я несколько раз подёргал ручку двери, постучал и даже пнул её в надежде, что комсорг закрылся изнутри и сидит, может, стенгазету рисует. Но нет, там было тихо. Или же он сидел как мышь и не выходил.

Я вздохнул и хотел уже возвращаться на рабочее место, как меня окликнули:

— Муля! — навстречу мне торопливо шла девушка (я так их имена и не узнал), её я видел среди подруг той кареглазки, которая пыталась заманить меня к ним на лекцию вместо субботника.

— Что? — я остановился и подождал, пока она поравняется со мной.

Можно и поболтать. Всё равно после визита седоусого настроения работать больше нету. Не то, чтобы я боялся или переживал за служебку комсорга, но всё равно было как-то неприятно. Мог бы сперва со мной поговорить.

— Муля, слушай, ты давно уже лекции не проводишь, — лучезарно улыбнулась она мне, — а мы с девочками хотим тебя послушать. Вчера ходили в Красный уголок на политинформацию, так этот придурок пригласил из отдела кадров Трофимыча и тот нам полчаса про технику безопасности рассказывал. Я чуть не уснула. Только обед потратила…