Муля, не нервируй… Книга 2
Шрифт:
— Гриша, ты вернулся! — экспрессивно воскликнула она и попыталась прильнуть к пролетарской груди мужа.
Но Григорий был столь впечатлён открывшейся ему вероломной картиной, что прижаться к себе голове неверной супруги категорически не позволил.
— Уйди, бесстыжая! Видеть тебя больше не хочу! — гневно взревел он и гордо удалился, ничего не захотев слушать.
Лиля зарыдала, на наших глазах уютное семейное гнёздышко Пантелеймоновых рушилось.
Заточенный в картофельной кастрюльке Жасминов уже не орал, а лишь
— Убьёт Гришка Жасминова, — покачала украшенной новыми локонами головой Ложкина, — как пить дать теперь убьёт.
Лиля зарыдала громче.
— Да нет, — не соглашалась более рациональная Белла, — просто сильно поколотит и выгонит. А может, даже ногу ему сломает. Но потом всё равно выгонит. И Лильку выгонит. Доигралась.
Лиля зарыдала ещё громче.
— Обоих убьёт, — удовлетворённо констатировала Зайка, которая как раз подошла и концовку всей этой истории прекрасно видела. — А потом и сам повесится.
Она выпалила эту тираду категорическим голосом, а потом с придыханием добавила:
— Это так романтично!
Лиля уже захлёбывалась в истерических рыданиях.
Нужно было срочно исправлять ситуацию, иначе товарищи женщины раздуют на уровень Всемирного Потопа и это всё никогда не закончится.
И я сказал, чётко чеканя слова:
— Жаль! Очень жаль!
Все головы моментально повернулись ко мне. В воздухе повис вопрос. Поэтому я охотно пояснил всем желающим:
— Жаль, что свадьба товарищей Ложкиной и Печкина отменяется, — а потом с тихой печалью в голосе добавил, — а я ведь уже и подарок купил…
Эта новость вывела всех из одного ступора, но вогнала в другой (мною был применён принцип «переключения»*).
— П-почему это отменяется? — с негодованием охнула Ложкина, как лицо наиболее заинтересованное, — ничего не отменяется! Я уже и фату даже купила…
От новости о фате моментально была забыта и рыдающая Лиля, и заключенный в кастрюльный каземат Жасминов, и даже оскорблённый Гришка.
— Где купила? — раненой тигрицей моментально подобралась Зайка и завистливо потребовала строгим голосом. — Покажи!
— Не скажу! — упрямо дёрнула головой Ложкина и её упругие, выкрашенные хной, локоны игриво подпрыгнули. — И не покажу! Где надо, там и купила! Не твоё собачье дело. Ишь, какая хитрая. Да и всё равно, до свадьбы видеть наряд невесты нельзя. Примета такая.
— Так почему это отменяется? — возмущённо заорала Белла, обнаружив, что разговор уходит вообще не в ту сторону.
— Если Григорий убьёт товарища Жасминова, или Лилю, или их обоих, то его посадят в тюрьму, а хоронить потом соседям придётся, — охотно пояснил я и добавил, — хотя можно провести сперва похороны, а потом свадьбу. Советскими законами это не запрещено.
Я немного
— Или наоборот.
— Ы-ыы-ы-ы-ы-ы… — Лиля зарыдала громче: она не хотела, чтобы их с Жасминовым убивали, а Гришка садился в тюрьму.
Не знаю, что бы мы нарешали, но на кухню вышел Печкин.
Он был взъерошен, и на одной стороне лица отпечаталась вышивка от подушки, вроде как маргаритки. Внимательно осмотрев поле боя, он почесал растрёпанный затылок и сказал мудрым голосом:
— Нужно товарища соседа оттуда вытаскивать, и то срочно. А то задохнётся ведь, жалко.
И все вспомнили о Жасминове и бросились его вытаскивать.
Примерно через несколько минут и совместных усилий соседей, сдобренных непечатными выражениями, голова Жасминова была извлечена из кастрюли.
— Получилось картофельное пюре, — философски подытожил Печкин, заглянув в кастрюлю с остатками картошки, а потом добавил укоризненным голосом. — А я ведь хотел в мундире. Там калия больше, а он для костей полезен, я в журнале читал.
С этими словами он печально вздохнул, развернулся и пошел в комнату. А следом за ним побежала встревоженная Ложкина.
— О, ужас! — сказала Белла и расхохоталась.
Я тоже посмотрел на лицо Жасминова и еле-еле сдержал смех.
От горячей картошки лицо соседа сейчас представляло собой раздувшуюся розовую подушку. От былой театральной красоты не осталось и следа.
— Гришенька-а-а-а! — завопила Лиля, увидев некрасивое теперь лицо Жаминова, и побежала в комнату срочно мириться с супругом.
— Лиля, — прошептал уязвлённый Жасминов и воздел руки, как Дездемона над черепом бедного Йорика (ну, или кто там над кем, я иногда от переживаний путаюсь).
Так как ситуация в принципе разрешилась, то я посчитал свою миссию выполненной и пошел обратно в комнату.
И был сильно обескуражен, обнаружив за своим столом Гришку.
— Я теперь у тебя поживу, — заявил он мне хмуро, — не могу видеть счастливые лица этих негодяев.
Я удивился, зарёванное лицо негодяйки Лили и обожжённое лицо негодяя Жасминова уж никак не тянули на счастливые. Кроме того, я категорически не хотел, чтобы у меня в комнате жил Гришка.
Но ответить я не успел, потому что Гришка сказал:
— Надо выпить, — и с надеждой требовательно посмотрел на меня.
Выпивки у меня не было. Да и в принципе я предпочитал не напиваться посреди рабочей недели, если нет очень весомого повода. Поэтому сказал категорическим голосом:
— Завтра на работу, Григорий.
— У меня отгулы, — равнодушно махнул рукой Гришка, — так что мечи на стол всё, что есть. Загуляем дня на два-три.
— А потом? — спросил я, в это время тщетно пытаясь придумать выход из ситуации.
— А потом я просплюсь, убью Лильку и Жасминова и сяду в тюрьму, — печальным голосом сказал Гришка и вздохнул, — Кольку вот только жалко.