Муля, не нервируй… Книга 2

Фонд А.

Они молча смотрели друг на друга. А Лиля прижимала к себе лошадку, как родную, и нежно поглаживала её по деревянной гриве.

— А я нынче на рынке творог взяла, задёшево, — с намёком сказала возмущённым голосом Ложкина, — такой хороший. Жирный такой и зернистый при этом. Прямо на пластиночки такие масляные рассыпается. Мой Пётр Кузьмич ел и всё нахваливал. Думала с творогом ватрушек напечь, но он и так поел. Со сметанкой.

— А я ватрушки с брусникой больше люблю, — подхватила тему Муза, но глаза её при этом косились на Лилю и Жасминова.

Дальше

тема ватрушек окончательно себя исчерпала и все замолчали. Повисла многозначительная густая тишина.

Лиля и Жасминов продолжали молчать и смотреть друг на друга. И между ними сейчас была только лошадка.

— Муля, а ты какие ватрушки любишь? — красноречиво семафоря мне взглядом, спросила Белла.

Я понял, что пора вмешаться и затушил окурок:

— Товарищ Жасминов, как командировка ваша прошла? — спросил я, оставив вопрос о ватрушках без ответа.

— Ч-что? — с усилием отвёл взгляд от Лили Жасминов и посмотрел на меня с таким изумлением, словно вообще впервые человека живого увидел.

— Командировка, говорю, как прошла? — чуть насмешливо повторил я.

Рядом не выдержала и фыркнула Белла.

Жасминов очнулся, всё понял и вспыхнул. Но, справился с собой и ответил культурным голосом:

— Результативно прошла, спасибо, Муля. В поезде только слегка простыл. А так всё нормально.

— Ой! У меня же есть мёд! При простуде нужен мёд! Я сейчас чаю согрею, — моментально захлопотала Лиля, нежно прижимая к груди лошадку, но не сдвинулась с места даже ни на шаг.

— И то правда, — поддакнула Ложкина и сурово проворчала, — чай липовый нужен. У меня липа есть. Пошли, Лилька, отсыплю. Заваришь ему.

Лиля сделала над собой усилие и поплелась за Ложкиной. Всё же не удержалась и пару раз оглянулась на нас (ага, на нас, конечно именно на нас!).

Жасминов остался стоять на кухне, но в душе порывался бежать помогать заваривать чай. Поэтому я сказал, чтобы чуть разрядить обстановку:

— Товарищ Жасминов, а вы Глориозова хорошо знаете?

— Это директор театра, что ли? — наморщил лоб Орфей. — Так, знаком с ним, но не близко. Он меня один раз приглашал петь в его постановке, но у меня там накладка вышла, и я не смог. Больше он меня не приглашал.

— Обидчивый такой, что ли? — полюбопытствовал я.

— Да не сказал бы, — покачал головой Жасминов и чихнул, — может, принципиальный. А может, прима его там мутит.

Он вновь с надеждой посмотрел по направлению коридора. Но там никого не было. Тогда он вытащил из кармана носовой платок и с наслаждением высморкался.

Белла спохватилась:

— А у меня калина есть! Я сейчас принесу, — и умчалась за калиной.

Муза вздохнула, у неё ничего не было: ни калины, ни мёда, ни даже чаю. Поэтому она просто осталась стоять рядом. Уж очень ей любопытно было узнать, чем всё закончится.

— Орфей, а кто на финансирование разных спектаклей влияет? — спросил я.

А сам мучительно размышлял, может стоит прозондировать эту сторону вопроса? Если бы я мог влиять на тех, кто влияет на финансирование

спектаклей, то можно было бы иметь рычаг давления на режиссёров и диктовать им, кого взять на главную роль! Но пойдут ли они на это? Нет. Слишком длинный путь. Не годится.

Я совершенно задумался и как-то незаметно пропустил момент, когда на кухне появились одновременно все: и Белла с калиной, и Лиля с липовым чаем и мёдом, и Ложкина, которая тащила кастрюльку с исходящей паром вареной картошкой. Все они бежали спасать Жасминова от насморка.

Кухню моментально заполонили всевозможные аппетитные ароматы: мёда, липы, картошки и ещё чего-то горьковато-вкусного.

Муза побледнела. Мне показалось, что она сейчас упадёт в обморок.

— Муза, — тихо, почти шепотом, сказал ей я, — у меня есть вареники с капустой и с картошкой. Шкварками с луком зажаренные. Дуся вчера полную кастрюлю сделала. Мы с Беллой сегодня утром всё съесть не смогли. Пойдёмте ко мне, поможете? А то Дуся придёт, увидит, что вареники остались, и обидится. Вы же знаете эту Дусю, какая она.

Муза вздрогнула, машинально сглотнула, а потом вздёрнула подбородок и отчеканила ледяным тоном:

— Благодарю, Муля, я не голодна.

И тут, когда Ложкина открыла крышку кастрюльки, чтобы Жасминов мог подышать над картошкой в мундирке, в животе у Музы громко заурчало. Кровь бросилась ей в лицо, но она прямая, с абсолютно ровной спиной и высоко поднятой головой, гордо чеканя шаг, удалилась к себе в комнату.

Ну вот что ты тут сделаешь!

Тем временем операция по спасению Жасминова от насморка началась:

— Орфей, ниже немножечко! — ворковала Лиля, поддерживая нежными руками голову Жасминова над кастрюлькой с картошкой, — дышите глубже. Ещё глубже, Орфей!

И тут дверь открылась и вошел Гришка Пантелеймонов, Лилин муж.

Глава 3

— Это что такое?! — взревел он так, что он неожиданности Лиля выпустила голову Жасминова и эта его сопливая голова с тихим плюхом угодила прямо в кастрюлю с картошкой.

Жасминов заорал, словно лось в период гона, и попытался освободиться. Но не тут-то было. То ли кастрюля Ложкиной была с подвохом, то ли при падении Жасминов как-то неправильно повернул голову, то ли вообще его голова разбухла из-за благотворного влияния картофельного пара. А, может, и вовсе судьбе-злодейке мало было наградить Жасминова сопливым носом, так ещё и это вдобавок. Или просто чёрная полоса решила начаться…

И вот ситуация: коммунальная квартира, в дверях кухни дурниной ревёт оскорблённый Григорий, а из кастрюли ещё большей дурниной ревёт обожжённый Жасминов.

А потом завизжала сперва Лиля, а потом и все остальные товарищи бабы присоединились. Но они уже, очевидно, от ужаса. Или просто за компанию.

В общем, хор китайских мальчиков, точнее девочек, получился — залюбуешься.

Я аж залюбовался.

Вместо того, чтобы попытаться помочь вытащить застрявшую голову Жасминова, Лиля бросилась к мужу: