Мусорщики "Параллели" 3

Сидоренко Георгий

Как только мужчины сели по бокам от статуи, приложив их ко лбам, старуха медленно подошла к алтарю, повернулась лицом к идолу и опустилась на колени. Наступила гнетущая тишина, где было слышно лишь клокочущее дыхание, исходившее от шаманки. Тишина закончилась тогда, когда клокот превратился в голос старухи: хриплое блеяние испуганного животного, полное истеричных нот и невежественных полутонов. Тон за тоном, шёпот превращался в дрожащий крик, сопровождая его аритмичными всхлипами всего тела. На особо длинной ноте, люди хором, протягивая руки в сторону идола, начали вторить старухе, почти что ревя и дрожа всеми источенными мышцами

своих тел.

— Я так больше не могу! — вдруг раздался измождённый и знакомый голос. Дэвид быстро обернулся и увидел бледного и усталого Каина. Его поддерживали Авель и Джитуку. Усур стоял чуть позади них. Он со скучающим видом смотрел в пустоту. Авраам, с ладонями сжатыми в кулаки, выдававшие в нём с трудом сдерживаемый гнев, стоял немного впереди братьев. Гильгамеш непринуждённо гулял среди людей и без стеснения заглядывал в их лица и махал у их глаз ладонями. Никто из людей не обращал на них внимания. Эд’М стоял сзади Каина. Его лицо с фигурой были по-прежнему неразличимы. Все действующие лица были укутаны в тоги на подобии тех, в которые были одеты Эх и его семья, а сверху на каждого из них были накинуты лёгкие накидки с капюшонами из грубого серого материала. Дэвида настолько заворожил ужасающий процесс, что он вновь совсем забыл, что это были чьи-то воспоминания.

— Потерпи ещё чуть-чуть, и я начну действовать, — успокаивающе произнёс учитель, ложа свою мерцающую руку на плечо Каина. — Ты молодец. Я не думал, что тебе с первого раза получиться обмануть столько людей.

— Ха! — слабым голосом выдавил из себя Каин. — Я, конечно, сильно измождён и больше вас поражён тому, что сделал, но я не об этом. Я о том, что не меньше Ава сдерживаю ярость. Как мне хочется задать трёпку этим олухам, что пытаются все свои невзгоды свалить на это!

— Ну, это ведь обычное дело — жертвоприношение, — небрежно, чуть повысив голос, ответил Гильгамеш, продолжая бестактно рассматривать людей, неистово вопящих в унисон старухе.

— Обычное дело?! — с неприкрытым отвращением на лице, возмутился Авраам, с трудом отрывая взгляд от процессии и переводя его на Гильгамеша. — Это отвратительно!

— Я знаю, — ответил Гильгамеш, игнорируя презрение Авраама. — Для многих молодых народов это обычное дело, но, я думаю, каждый из них рано или поздно поймёт свою глупость, и они перестанут зазря тратить людские жизни. Вот моё племя уже при моём деде перестало приносить в жертву людей. Вместо этого они начали резать глотки козам. Я же вообще от этого отказался, так как это пустая трата ресурсов и времени.

Авраам хотел ещё что-то сказать Гильгамешу поэтому поводу, но ему на плечо положил руку подошедший Эд’М. Он перевёл свой гневный взгляд на учителя.

— Скоро начнём, — ответил тот, смотря на шаманку, что уже начала трястись мелкой дрожью, кружась вокруг своей оси. Но вот её голос достиг почти неслышимого визга, и старуха, направив кинжал к сердцу девочки, приготовилась нанести смертельный удар, как вдруг дитё дёрнулось, изогнулось всем телом и закричало страшным голосом. Старуха, испугавшись, сделала пару шагов назад и уронила кинжал. Девочка же, перекатившись с камня на землю, поднялась и уставилась на людей. Часть её густых волос распались на более мелкие пряди. Миру открылся лоб и большой пурпурный глаз, полный ненависти ко всем, кого он видел. Она медленно осмотрела тех, кто когда-то были людьми, а потом завизжала со всей мочи, затопав тощими ножками. За визгом пролилась

непонятная для Дэвида речь, полная ненависти и отчаяния.

«Что-то тут не так» — подумал Шепард, ибо с тех пор, как девочка очнулась, в его голове поселился рой раздражающий жужжащих насекомых. Они скреблись, причиняя ему зудящую мелочную боль. Это чувство было знакомо Дэвиду, как и эти пурпурные глаза. Но была ещё одна странность.

— Твари! — озлобился Джитуку. — Они отрезали ей язык! Они думали, что это поможет?

— О, нет, — испуганно сказал Авраам с озабоченным видом. — И она после этого ещё жива?

— Да, но это, тц-с, действительно не помогло, — прошептал Усур, начав массировать себе виски. На его лице отобразилось сильная мучительная боль. — Эта девочка проникает в мой разум, как нога в зыбучие пески.

— Что она им говорит? Точнее, вливает в их головы? — чуть не плача, спросил Авель.

— Она их презирает и пытается доказать им, что не она или её семья были повинны в засухе. И то, что она не ведьма! — сквозь зубы прошипел Каин. Его красивое лицо ещё сильнее побледнело, стерев с себя все признаки крови.

— Гильгамеш, Авраам, пора, — произнёс Эд’М, доставая из складок мантии два чёрных небольших цилиндра с маленькими выпуклыми кнопками. — Как и договаривались: по моей команде.

— Ты так и не расскажешь, откуда это добро взялось у Эха, и что это вообще такое? — с упрямым выражением на лице, спросил Гильгамеш.

— Я тебе уже сказал: эта вещи когда-то принадлежали мне. Эх просто хранил их у себя. Но я думал, что он давно от них избавился, — раздражённо ответил Эд’М. — Но вскоре ты узнаешь, что это такое. А теперь давай живо преступай к делу, иначе наш план пойдёт к праху.

Гильгамеш изобразил бунтарское недовольство на своём надменном лице, но послушался и вслед за Авраамом начал аккуратно маневрировать среди толпы, что замерла с изумлением и древним страхом на высохших лицах перед страдальчески кричащей девочкой.

Вдруг она пронзила разум людей особо сильным «криком», отчего они вынуждены были схватиться за головы, и сорвалась с места. Шаманка, что так и стояла с отвисшей челюстью, как вкопанная, в нескольких шагах от алтаря, и не менее прочих была поражена немым излиянием вовне, ожила, чуть встрепенувшись. Она что-то крикнула своим бородатым помощникам. Услышав старуху, они вышли из нахлынувшего на них оцепенения, быстро поднялись, одним рывком настигли девчонку и снова уложили её на алтарь. Дитё дёргалось, из её открытого рта в уши проникал булькающий хрип, а в головы людей всё сильнее и сильнее проникали призрачные паразиты.

Дэвиду становилась не по себе. Мир, эта память, начала выдавать неприятные сбои. На долю секунды его окружила тьма. Мир вздрогнул и восстановился. Потом снова, замерцав, ушёл во тьму, а затем перед Дэвидом вновь предстала площадь, полная испуганных людей.

«Это плохо, меня выбрасывает отсюда… Нет! Он знал про это, а значит нужно вытерпеть!»

Шепард, с трудом стоя на ногах, продолжил наблюдать, окружённый нестабильным воспоминанием.

Старуха дрожала, а её кремниевый кинжал рисовал в воздухе непроизвольные каракули. Наконец, она вытянулась, изогнулась и, что-то прокричав, направила клинок прямо в сердце девочки. На полпути кремния к грудной клетке, одновременно раздались два хлопка. За хлопками, с обеих сторон от статуи, повалил жёлтый дым, что за короткий срок накрыл собою почти всю площадь.