Муж есть муж

Эбрар Фредерика

– Я немного пройдусь, - говорит мама Равье, - вы нас подберете после служб.

Но я не могу вот так дать ей уйти! Я же многое должна ей сказать! Тибер болен, арендатор ворует у нас, чердак протекает, шторы в голубой комнате сожжены временем, оливковые деревья… но она останавливает меня жестом красивой ухоженной руки:

– Все что ты делаешь, сделано хорошо! Если Фонкод еще живет, то только потому что ты заставляешь его жить. Так что спасибо, карт бланш!

Хорошо. Она удаляется с Жаном и детьми. Адмирал удерживает меня за руку и смотрит вокруг, как будто боится, что его услышат:

– Это поразительно - как Альбин

похож на деда! Мне только что показалось, что я вижу Теодора. Твоя мать должно быть была потрясена, но она такая мужественная! однако…(он еще понижает голос)… она кажется мне усталой, это больно видеть…

Мы мелкими шагами идем к службам. Равье устроился за рулем своего лимузина и ждет нашего исчезновения, чтобы завести мотор. Адмирал опирался на мою руку, и по весу его руки я чувствовала, что он очень старый и усталый. Тяжело представить его карабкающимся на деревья, бегущим по кустарникам, атакующим почву лопатой со своим товарищем по играм… Он говорит: “Какая красота”! “Какая красота!”, приветствуя пейзаж и отказываясь видеть башни Зону Урбанизации. Их здесь нет, говорит он с достоинством.

Часто люди смеялись над ним. Он был такой ухоженный, что казалось он носит с собой чистые перчатки и гетры. Так изысканно вежлив, что это оскорбляло нашу естественную грубость. Так скромен, что было невозможно предположить, что он был первым в выпуске Морской школы в 1925. Можно было подумать, что он никогда не плавал!

Несколько лет назад, после ужина у друзей, некий господин, немножко чересчур выпив, спросил у меня, сквозь свой малиновый бокал перед лицом десятка гостей, был ли адмирал любовником моей матери. Это был единственный раз в моей жизни, когда Жан при мне дал пощечину, да таким красивым движением, что все чуть не заапплодировали. Можно было подумать, что это взмах к началу Пятой симфонии. Жест былв великолепен и не испортил вечера.

– Я прошу вас меня извинить, - сказал господин и поклонился.

На следующий день он послал мне три дюжины великолепных роз, которые я отдала консьержке.

Поль бегом возвращался к нам. Адмирал смотрел, как он приближается и когда он был совсем близко, начал отрывок из Лукреция так будто речь шла об обычной беседе:

Si nunc primum mortalibus adsint

Ex improviso , ceu sint objecta repente…

Я с удивлением услышала, как мой сын продолжает:

Nil magis his rebus poterat mirabile dici

Aut minus ante quod auderet fore credere gentes.

– Хорошо- сказал Адмирал. А потом вздохнул.

– У них есть достоинства, у этих детей. Больше, чем было у нас в их возрасте. Мы только и делали, что слушались. Они выбирают!

– Жалко, что вы не остаетесь с нами на день рождения мамы, Адмирал! Она нам сделает курицу и раков.

Крестный взял мою шероховатую руку и задержал ее в своей:

– Людовика, маленькая пчелка, ты отдаешь всю себя, твои ногти сломаны! Будь осторожна…

Поль слушал нас навострив уши, с уверенным инстинктом детей, постигающих проблемы взрослых. Но мы уже присоединились к маме, медленно подьехали машины, пришел момент расставания.

Мама склонилась к дверце лимузина и доверительно сказала мне:

– Я пришлю тебе питательный крем для глаз….Фантастический! Ты увидишь, результаты огромны!

– Спасибо, мама.

Кто-то спросил:

– А Игнасио?

И правда, было от чего беспокоиться! Его не видели c полудня.

А ведь всем известно, что нежданный ребенок часто делает глупости.

Кроватка была смята, но в комнате его не было. Мы начали сходить с ума. Крики “Игнасио! Игнасио!” становились все беспокойнее, я уже думала об организации облавы, когда из ванной послышался слегка раздраженный голос:

– Ну что?

Игнасио нашелся!

Он как раз увлеченно засорял слив туалета содержимым пакета с тальком, сыпал его в воду.

– Я делаю молоко, - сказал он с широкой улыбкой.

Он не понял, за что его шлепнули по попе.

– Почему ты это делаешь?
– спросил он с болезненной гордостью.

Я бесилась, а вокруг все смеялись. Ну ладно, если так, тем хуже для них: я не буду сегодня готовить ужин!

К моему огромному удивлению никто не протестовал. Они даже сказали, что это хорошая идея. Что все просто пойдут на бал и на праздник. И будут есть полосатую карамель и арахис. Не нужно ужина.

– А ты?
– спросила я Жана.

Он тоже пойдет на праздник. Все пойдут на праздник, даже маленькая Вивет, даже паршивец Игнасио, засоритель клозетов. Даже я.

Хорошая идея!

Мы все втиснулись в машину Жана и приехали на большую поляну, где раскинула свои шатры ярмарка. Закон вечера: никто ни в чем себе не отказывает.

Общесемейнай кутеж. Каждый вытащил билет гороскопа из железного крашенного ящика гадалки. Полю было обьявлено, что у него скоро будет приключение с женщиной, брюнеткой с огненным темпераментом, а я узнала, что меня скоро призовут в армию.

Все это в аромате вафель, блинов, в шуме карабинов, направляющих яйцо в струю воды и в хрусте поп-корна в челюстях детей. Усатый гигант скручивал карамельную массу в зелено-розовые клубочки. Картофель жарился в огромном тазу, а под платаном нас ждал подарок: африканские острые сосиски, жаренные на открытом огне и засунутые в хлеб, который они щедро поливали хариссой *( острая североафриканская приправа на базе перца и масла), гарантируя едокам ожог внутренностей. Мы выиграли килограмм сахара - радость! бутылку шипучего вина - фиеста! Все кругом орало, корчило рожи, было усыпано блестками, извращено и наивно. Нам было хорошо. Вивет удивленно хлопала глазами на чудеса ночи и сосала краешек вафли. Я беспокоилась, глядя на ее маленькое личико, но Жан увлек меня танцевать на площадку утоптанной земли, опоясанную лампочками и трехцветными гирляндами. Вивиан и Томас уже танцевали, приклеенные один к другому. Дети покупали конфетти. Разноцветный ласковый дождь. Дождь на волосах, дождь на шее, дождь во рту… иногда эти маленькие мерзавцы собирают конфетти на земле. Я это знаю. Я сама так делала. Оркестр “Тони Дьяволо и его бойз” стучал, как бригада плотников, тряс маракасами, как трясут яблоню…Я уже несколько мгновений не видела Игнасио.

– Расслабься!
– говорит Жан раздраженно.

Да, мне надо бы расслабиться. Почему не могу расслабиться? Все хорошо. Никакого мытья посуды сегодня вечером, завтра большой праздник. Все хорошо.

“Класс! Бабуля беременна!”

Оркестр поет последний хит, который все, кажется, знают наизусть. Пары, которые танцуют вокруг нас подпевают парням Тони Дьяволо:

“ у нас будет маленький дядюшка

он будет настоящий лапушка”

И когда подходит припев, под лампами наступает исступление.