Музыка души
Шрифт:
– Я понимаю: разница в возрасте. Думаю, она всех будет смущать. Но мы с Катей давно любим друг друга, и в прошлом году решили пожениться.
Это поразило Петра Ильича еще больше. Давно любят? Но Саша умерла всего два года назад! Однако он постарался скрыть свое недовольство, а по зрелом размышлении примирился с предстоящей свадьбой. Уж если Леве жениться снова, так пусть это будет свой человек, член семьи, а не чужая женщина, которая не сможет полюбить детей как должно. Вспомнилось, как все они сердились на отца, когда тот женился на Лизавете Михайловне. И что же? Кроме безусловного блага эта поздняя и, казалось
– Я понимаю, – кивнул Петр Ильич, – и нисколько тебя не осуждаю. Напротив, желаю всяческого счастья.
Лева облегченно выдохнул и благодарно улыбнулся.
***
В Харькове Петра Ильича встречала целая толпа: члены дирекции местного отделения Русского музыкального общества и преподаватели училища во главе с директором Слатиным. После приветственных речей прямо на вокзале его повезли в гостиницу, а потом сразу на репетицию. Едва он вошел в зал, как оркестр стоя заиграл «Славу» из «Мазепы», по окончании которой разразились бурные рукоплескания.
История повторилась на концерте четырнадцатого марта. Так же, стоило Петру Ильичу выйти на эстраду, оркестр заиграл «Славу». При восторженных аплодисментах публики ему начали подносить дары: адрес от местного отделения Русского музыкального общества, венок от неизвестных почитателей, от харьковской оперной труппы по серебряному венку, лиственные венки и цветы от редакции «Южного края», преподавателей и учеников музыкального училища.
В течение всего концерта овации не умолкали, а после Увертюры «1812 год» достигли апогея. Композитора-дирижера вызывали бесчисленное множество раз. Петр Ильич неловко и смущенно кланялся, радуясь успеху и одновременно всей душой стремясь поскорее исчезнуть от шумной толпы и оказаться в тишине и одиночестве.
Вдруг из публики выбежало несколько молодых людей, неся кресло. Они заставили Петра Ильича сесть в него и при оглушительных овациях на руках вынесли со сцены прямо в фаэтон. На вопрос, куда его везут, они ответили:
– К фотографу.
Пришлось еще помучиться, позируя для разнообразных фотографий. Тронутый теплым приемом и любовью публики, он тем не менее вздохнул с облегчением, когда все закончилось.
***
В начале апреля Петр Ильич прибыл в Петербург, чтобы провести там Светлые Праздники в кругу родных и друзей. Пьеса Модеста «Предрассудки» везде производила сенсацию.
– Я знал, что это твое сочинение завоюет себе большую будущность, – поздравил Петр Ильич брата. – Кстати, не поищешь ли мне сюжет для оперы? Мне кажется, мы с тобой неплохо сработались.
– Удивительно, что ты спросил, – воодушевился Модест. – Я ведь как раз хотел предложить тебе уже готовый сценарий.
Он порылся в своем столе и достал оттуда стопку мелко исписанных листов.
– Вообще-то я собирался предложить Рахманинову. Но подумал, может, ты захочешь? Тебе ведь всегда нравилась «Ундина».
Петр Ильич просмотрел сценарий и покачал головой:
– Должен тебя разочаровать. Нет, не подумай – либретто распланировано великолепно. Поэзия сохранена, и нет ничего лишнего. Многое придумано тобой помимо Жуковского тоже очень эффектно. Но… то, что
Модест был разочарован, но спорить не стал и согласился подумать над другим сценарием.
– Все забываю спросить, – сменил тему Петр Ильич. – Что у тебя случилось с Толей?
Модест удивленно приподнял брови:
– Ничего не случилось. Почему ты спрашиваешь?
– Он просил меня помирить вас. Говорит, ты на него обижаешься.
– И в мыслях не было! – изумленно воскликнул Модест. – С чего он взял?
– С того, что ты отказываешься навестить его в Нижнем.
– Ах, вот в чем дело! – Модест сокрушенно покачал головой. – Вечно Толя надумает то, чего нет. Я не хочу ехать к нему вовсе не из-за какой-то мифической обиды, а из-за Эммы.
– Понимаю тебя, – усмехнулся Петр Ильич. – И постараюсь объяснить ему.
Танина гувернантка Эмма Жентон была слегка влюблена в Модеста и свою привязанность выказывала весьма навязчиво, что делало ее общество тягостным для него. Когда-то она точно так же преследовала Петра Ильича, и он прекрасно понимал неловкость положения брата.
– Буду тебе признателен, – улыбнулся Модест.
В Клину маленький крестник встретил Петра Ильича с вызвавшей умиление бурной радостью и не отходил от него, пока Катерина не забрала сына, извинившись перед барином за беспокойство.
– Да что ты, Катюша, никакого беспокойства, – с улыбкой возразил тот. – Я люблю детей.
Исключительно ради заработка он взялся за серию фортепианных пьес, каждый день создавая по штуке и полушутя называя их музыкальными блинами, считая их скороспелыми и неважными. Однако несколько дней спустя увлекся задачей, едва успевая записывать мысли. Одновременно он заканчивал эскизы Шестой симфонии. Давно не случалось ему так любить свое произведение, как это.
***
Дорога в Лондон получилась невероятно неприятна. Несколько раз во время пути Петр Ильич хотел бросить все и удрать, да как-то стыдно было вернуться ни с чем. Страдания дошли до того, что – редчайший случай – пропал сон и аппетит. Мучила не только тоска, ставшая привычной при поездках заграницу, но какая-то ненависть к чужим людям и неопределенный страх. А ведь там предстояло провести две недели! Они казались вечностью.
Английская столица поразила бешеным движением на улицах. В прошлые разы Петр Ильич бывал здесь зимой, в другую погоду и не получил настоящего понятия о Лондоне. Париж – положительно деревня в сравнении с ним. На Ридженстрит двигалось столько экипажей, царила такая роскошь и красота запряжки, что глаза разбегались.
В том году исполнялось пятьдесят лет музыкальному обществу Кембриджского университета, и потому список лиц, избранных в доктора, был особенно богат музыкантами. Кроме Петра Ильича в нем стояли имена Камиля Сен-Санса, Арриго Бойто, Макса Бруха и Эдварда Грига. Он обрадовался было возможности повидаться с последним, но выяснилось, что Григ тяжело болен и на церемонию не приедет. Пользуясь присутствием стольких композиторов, филармоническое общество в Лондоне дало два концерта с их участием.