Музыка души
Шрифт:
Скомпская сбавила спеси и уступила:
– Хорошо, я подумаю.
На том они и расстались, но Петр Ильич начал сомневаться, что удастся заманить ее в Петербург. А значит, надо искать другую певицу.
Глава 20. Клин - последнее пристанище
Новый дом, привлекший с самого начала, по заселении вызвал еще больший энтузиазм. Особенно Петру Ильичу нравилось, что на втором этаже, необычно для домов бедного уездного города, располагались просторные комнаты, из которых отлично устроились кабинет-гостиная и спальня. Лучше этих двух комнат у него никогда в жизни не было. Правда,
Единственное, что расстраивало – внизу, где жил Алексей, царили холод и сырость. Несмотря на конец мая, приходилось топить. Только очень жаркое лето могло бы выгнать эту подвальную атмосферу, а погода пока стояла прохладная, даже с заморозками. Петр Ильич страшился за здоровье своего слуги и его семьи. Тем более что у Алексея недавно родился сын Георгий, ставший его крестником. Как-то младенцу жить в таких условиях?
Едва обустроившись в новом жилище и распаковав чемоданы, Петр Ильич принялся за работу, которой накопилось непочатый край. Юргенсон предложил приготовить к осени не только клавир «Щелкунчика» и «Иоланты», но и партитуры. Разуверившись в корректорах, Петр Ильич вызвался сделать корректуры сам. А значит, просмотреть каждый такт сочинения столько раз, сколько инструментов в оркестре – зачастую более двадцати. Кроме того, предстояло исправить двуручное переложение «Иоланты», прокорректировать клавиры «Иоланты» и «Щелкунчика», сделать облегченное переложение для фортепиано «Щелкунчика», поскольку сделанное Танеевым оказалось почти недоступно для исполнения дилетантами.
Пришлось отложить все остальные работы, сократить до минимума время отдыха, отказаться от всякого общества, изобрести новый режим питания. Зато чуть больше чем за месяц Петр Ильич справился с этой колоссальной задачей.
То ли от перенапряжения, то ли еще отчего, всегда беспокоивший его желудок расстроился окончательно. И Петр Ильич отправился в Виши отдохнуть и подлечиться. Перед отъездом за границу он заглянул в Петербург – повидаться с родными и захватить с собой племянника Владимира, которому тоже не мешало бы попить воды: как когда-то старшая сестра, он постоянно был не здоров.
В квартире Модеста на Фонтанке неожиданно обнаружились Анатолий с Прасковьей. Брат выглядел не просто расстроенным – убитым.
– Что с тобой? – встревоженно спросил Петр Ильич.
– Все просто ужасно, – выдал тот упавшим голосом. – Я возвращался из Сибири в уверенности, что в высших сферах от меня в восторге и в Ревель больше ехать не придется. Как вдруг Дурново принимает меня очень холодно и приглашает поскорее возвращаться в Ревель, будто бы недовольный, что я не исполняю своих настоящих обязанностей. Просто не знаю, что делать и на что решиться…
– Думаю, стоит исполнить требование министра, – осторожно предложил Петр Ильич. – А там посмотрим.
Анатолий удрученно кивнул:
– Знаешь, в первые минуты я хотел подать в отставку.
– И глупо, – вмешалась Паня. – Что бы ты стал в отставке делать?
Анатолий нахмурился – похоже, эта тема уже не раз поднималась между ними. Петр
– Кстати, Петя, возьмете меня в Виши? Мне тоже надо бы попить воды, – неожиданно продолжила Паня, бросив быстрый взгляд на Боба.
Петр Ильич пораженно посмотрел на нее. Как она может покидать мужа, когда он находится в столь отвратительном нравственном состоянии? И все эти нежные взгляды на Боба… Кажется, Паня просто влюбилась в него и ехать в Виши собралась только ради него, а не ради мифического лечения. Брать ее с собой не хотелось, однако и прямо отказать Петр Ильич не посмел. Боб промолчал, но в свою очередь смотрел на Паню с неудовольствием. Ее компания его явно не прельщала.
У Анатолия же сделалось ошарашенное выражение лица – он не ожидал, что жена оставит его в такой момент.
– Я думал, ты поедешь со мной… – огорченно произнес он.
– Толенька, ты же знаешь, я плохо себя чувствую в последнее время. Мне надо полечиться.
– Не уезжай хотя бы прямо сейчас, – умоляюще произнес он. – Ты нужна мне рядом.
Петр Ильич поджал губы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вмешаться. За один только этот умоляющий тон брата он начинал ненавидеть невестку. Зачем она его мучает? Толе и без того тяжело.
– Ну, хорошо, я поеду попозже, – уступила Паня со столь снисходительным видом, что еще больше захотелось сказать ей что-нибудь резкое.
Что случилось с Прасковьей? Ведь она была заботливой и любящей женой. Или глупая влюбленность в племянника мужа настолько вскружила ей голову, что она забыла обо всем?
***
В Виши было скучно и безотрадно. Однако воды и Петру Ильичу, и Бобу приносили пользу, и он оставался вопреки преследовавшей его тоске. День за днем проходили абсолютно одинаково, неделя тянулась будто семь месяцев. В голове и сердце поселилась пустота, ни охоты, ни времени на работу не было, и вся умственная деятельность сосредоточилась на мысли: «Скоро ли домой?»
Хотя жаловаться, собственно, было не на что: отличные условия проживания, комфортабельные комнаты, прекрасная еда. Разве что общество приехавшей все-таки Прасковьи раздражало. С ней установились прохладные отношения, каких никогда прежде не было. Петра Ильича одолевала злость на невестку за то, что бросила Толю и Таню в такое время, когда этого не следовало делать.
Местный доктор нашел, что Боб серьезно болен.
– У вас печень в отвратительном состоянии, – пояснил он. – Независимо от Виши, вы должны всегда вести строго-гигиенический образ жизни. В противном случае вам угрожает тучность и сахарная болезнь.
Боб воспринял этот прогноз с потрясающим равнодушием, лишь пожал плечами. Вообще, складывалось впечатление, что ему ни до чего нет дела. Петр Ильич начал беспокоиться о будущности племянника: уж очень он стал напоминать старшую сестру – болезненная, неуравновешенная натура. Как бы не закончил так же плохо, как Татьяна.
Прямо из Виши Петр Ильич собирался поехать в Монбельяр, навестить мадемуазель Фанни, да стало жаль долго держать Боба в скучном для него месте. Так что он отложил посещение старой гувернантки до более удобного случая. К тому же она непременно желала, чтобы он прожил у нее несколько дней.